В то время, когда Европа замерла в ожидании последствий Brexit, а президент Беларуси обсуждает создание единой валюты с Россией, Казахстан ищет для себя экономические возможности в интеграции. О том, возможно ли это и какой урок из опыта других стран мы могли бы извлечь, в интервью корреспонденту делового еженедельника «Капитал.kz» рассказал экономист, экс-дипломат, управляющий партнер французской консалтинговой компании Parlink Consulting Берлин Иришев.
– Берлин Кенжетаевич, на ваш взгляд, насколько сильно повлияли санкции к России на экономику Казахстана, каковы потери республики?
– Даже не могу приблизительно сказать, потому что санкции применяются не к Казахстану, а к России, и Казахстан ощущает последствия от них только косвенно. Но важно знать и мониторить масштабы негативных последствий. Даже не для того чтобы подсчитывать убытки, а чтобы находить ниши, куда можно было бы встроиться, чтобы компенсировать санкционные товары, которые страна могла бы восполнить для рынка ЕАЭС. То есть, я думаю, пора создавать в правительстве структуру по учету последствий санкций, которые затягиваются и расширяются. И пора из этого извлекать выгоду.
– Не возникнет ли со стороны России претензий из-за того, что Казахстан поступил не по-добрососедски и должен априори поддерживать северного соседа?
– Мы находимся в рынке, в интеграционной модели, в связке. Все, что мы делаем с Россией, закономерно. Мы же не можем возражать против политических мотивов санкций Запада, но продолжаем поддерживать скорректированные с учетом санкций отношения. В любом случае все страны, входящие в ЕАЭС, обязаны как-то содействовать нормализации ситуации, потому что эти санкции касаются всех. И мы должны избегать негатива, это очень важный вопрос.
– Рассматривают ли теперь европейские страны Казахстан как дополнительную возможность для импорта, экспорта в обход России?
– Я не вижу каких-либо особых отношений, как было – так и есть. Контракты, которые были, сохраняются. Я не вижу большого интереса к тому, чтобы войти в казахстанскую экономику в обход санкций. Многие компании рассчитывали, что если будут находиться в Казахстане, то в какой-то мере будут работать рядом с Россией. А сейчас у них не то чтобы нет никакого интереса к России, они просто боятся. Америка может в миллиардах долларов наказать за сотрудничество.
Я знаю французскую компанию, которая вложила сотни миллионов в разработку месторождений газа и нефти и потом была вынуждена покинуть проект. До разработки Хвалынского месторождения газа инвесторы были вынуждены его покинуть. Франция пострадала, когда французский банк BNP Paribas косвенно обслуживал поставку нефти в Иран, хотя через него проходила только оплата. Несмотря на то, что это было дело экспортеров и импортеров, а банк не распоряжался деньгами клиентов, просто проводил платеж, он был вынужден выплатить Минюсту США $9,4 млрд. Это было в период Барака Обамы. Я помню, когда Обама приехал с официальным визитом во Францию, Франсуа Олланд первый вопрос задал о банке. Обама ответил: «Господин президент, в нашей стране президент не вмешивается в деятельность правовых органов, органов юстиции. Это вопрос к министерству юстиции, с ними можно судиться, но, как правило, никто не выигрывает. Потому что они, прежде чем выставить штраф, определяют все правовые основания и затем только его применяют».
Engie и Total остановили совместный проект, выбросили десятки миллионов в пустоту и вынуждены были покинуть месторождение. Вы же видите, как американцы возражают против «Нордстрим». Они очень некорректно поступают со своими партнерами, ведь европейцы мерзнут, им нужно газовое отопление, нужно решать экологические проблемы, а американцы возражают.
Конечно, экономический интерес всегда доминирует. Американцы добились успеха в технологиях, хорошо разрабатывают шельфовые газовые месторождения, готовы кораблями экспортировать газ. Французы у себя запрещают добычу такого газа, потому что ухудшается экология, приходится загонять много химических продуктов в пласты земли.
– Сейчас в Астане громко заявляют о том, что созданы беспрецедентные условия для работы МФЦА – там и английское право, и специальные миграционные условия для иностранных инвесторов. Насколько это соответствует действительным настроениям в Европе?
– Я пока не вижу большого интереса. Для того чтобы МФЦА привлек настолько большой интерес, он должен иметь колоссальные денежные обороты и сделки в реальной экономике. Мы окружены Токийской, Сингапурской, Шанхайской, Гонконгской биржами, где все слаженно работает. Как я понимаю, KASE и МФЦА между собой конкурируют в узком пространстве, где нет большого финансового рынка. С точки зрения развития внутреннего рынка я не вижу перспективы, а Запад вряд ли на это пойдет. Ожидания разворота этих потоков в Астану или через Астану – это такой же проект, как разворот сибирских рек в Казахстан для подпитки Арала. Никакого ажиотажа на Западе не видно и не слышно. В Европе, наоборот, биржи объединяются, укрупняются. Дубайская биржа уже сделала свой успех, мы не можем ее заменить. В любом случае мне трудно предвидеть будущее центра, который не имеет реальной базы для роста.
– Вам не кажется, что скепсис европейских аналитиков и инвесторов связан с тем, что Европа уже давно поворачивает свое мышление и экономику в том числе в сторону более экологичного, несырьевого развития? Например, Германия отказалась от добычи угля, а Казахстан полностью отапливается углем, надеется только на сырьевую подпитку, и, вероятно, это кажется им слишком однобоким и отсталым?
– Это, конечно, тоже отражается. Основание для оптимизма, можно сказать, есть, потому что у нас все же мощный сосед – Китай. Потенциал Китая на сегодняшний день довольно большой. Другое дело, что даже развитые страны с большой осторожностью относятся к китайским инвестициям с точки зрения последствий. Но это не означает, что другие страны отказываются от китайских денег. То же самое касается нас: мы должны воспользоваться китайскими инвестициями, но каждый раз все условия должны тщательно обсуждаться, чтобы потом не возникали проблемы. Для китайцев, конечно, самое главное – подписать эти соглашения, и мир может оценивать наш потенциал в связи с большим интересом нашего соседа.
Что касается России, то, однозначно, мы должны всегда оставаться в союзе, на такой союз мы обречены во избежание непредвиденных конфликтов. Исторически это наша судьба – оставаться вместе с Россией. Другое дело, что все это должно регулироваться на четкой правовой основе, которая должна быть тщательно отработана.
– В чем заключаются надежды и чаяния Казахстана, на какие позитивные изменения можно рассчитывать, если говорить об идеальной модели развития?
– В начале XXI века я писал, что в скором времени Казахстан окажется вожделенной страной, той страной, куда многие захотят приехать, чтобы поработать и жить. Экологически чистый Казахстан с мощной диверсифицированной экономикой и так далее. Но, к сожалению, этого не происходит. Вообще, непонятны эти иностранные лица, которые присутствуют в топ-менеджменте, к чему они могут привести. Я просто приведу пример. Автоконцерн «Рено-Ниссан-Митсубиши» возглавлял ливанец Карлос Гон, сейчас он уже четвертый месяц сидит в тюрьме, а считался самым известным автомобильным менеджером в мире. Теперь японцы «открывают» глаза французам, что Гон, создавая разные схемы за пределами Франции и Японии, уводил деньги компании от налогов и нередко в своих личных интересах, на свои нужды, в интересах своих ближних, оплачивая за счет компании даже свадьбы, но все было завуалировано через голландский BVI. Потом как-то французы жаловались, что автомобильный концерн Гона не участвует в спонсорских делах, а выяснилось, что он участвует в благотворительности, но не во Франции, а в Ливане. Вот пример того, когда иностранный менеджер или иностранный владелец может спокойно уводить миллионы и сотни миллионов, пока его не раскроют. И мне кажется, мы недалеки от такой ситуации.
– Что же Казахстану нужно сделать, чтобы заинтересовать Европейский союз?
– Сложный вопрос. Европейцы одно поняли: Казахстан хоть и объявлял путь в Европу, на самом деле идет в Азию. Здесь объективный момент: европейцы не располагают таким объемом инвестиций, как китайцы. Поэтому у них нет особого стремления оказываться в конкурентной ситуации с Китаем. Мы в эйфории от будущего железнодорожного пояса по Шелковому пути, европейцы же сейчас убеждены, что этот проект рассчитан на ослабление Европы. Поэтому не исключаются неожиданности.
И, конечно, в самой стране должна быть устойчивой банковская система, ведь без этого не будет стабильной экономики. Монетарная политика должна быть более адаптированной к потребностям производства. Высокие ставки банков – это непонятно, потому что базой реальной экномики является производство, деньги печатать хитрости много не представляет, тогда будем только в условиях инфляции жить. Для того чтобы банковская система была стабильной, должна быть прозрачность, мощный надзорный орган должен работать и, конечно, должны доминировать рынок, рыночные принципы.
То есть нужно следовать тем рыночным принципам, которые уже действуют в мире, оправдывают себя, придерживаться этих принципов. Ничего не надо изобретать. Мы располагаем богатейшими ресурсами: первое место в мире по добыче урана, как-никак нефть вовсю развивается, геополитическое расположение, сельское хозяйство – все есть!
Я вообще не вижу проблем в будущем Казахстане, я вижу расцвет Казахстана, неизбежный расцвет. Только надо все правильно разложить по полочкам. Мы предрасположены к процветанию, и это надо сделать. Но это зависит от субъективных факторов, от людей, которые принимают решения. Тогда Казахстан вернет себе привлекательность.
– Что могло бы лечь в основу единой национальной идеи? Ведь даже в той же России, по моим наблюдениям, есть идеология, есть довольно большая часть населения, которая готова делать Россию великой снова.
– Это дело уже наших идеологов. Просто идти к прогрессу. Что взять за основу? Национальные интересы. Взять расцвет будущего, вот что может двигать, иначе мы растеряем свои кадры, идет мощная утечка сердец, умов, и генетически мы теряем талантливых людей. Каковы причины?
Потом у нас огромная территория страны. Лишая своих граждан статуса гражданства при получении паспорта иностранного государства, кому мы ее сохраняем? Вот в чем глобальный вопрос. Вот об этом надо подумать в национальном масштабе, насколько мы правильно все это рассматриваем в будущем Казахстана. Для нас триггер – это будущее Казахстана и его жителей, только будущее должно быть ясным.
