До середины сентября театр ARTиШОК ведет прием документов на актерско-режиссерский курс – образовательный проект, который продлится два года. Это очное обучение на грантовой основе под слоганом «Театр как профессия»: студентов будут обучать всем театральным дисциплинам, чтобы сделать их универсальными театральными профессионалами, умеющими работать как на сцене, так и за сценой. О театральной школе и ситуации в современном театре Казахстана рассказала управляющий директор ARTиШОКа Анастасия Тарасова.
- Вы помните тот день, когда точно определились с решением, что будете делать театральную школу?
- Мы всегда стараемся анализировать, какой у нас будет следующий сезон, начинаем это делать уже после Нового года. Все вместе отвечаем на простой и в то же время сложный вопрос: что мы хотим?
Обычно все мысли строятся вокруг темы, материала, который мы планируем взять в постановку. А тут в последний раз мы поняли, что уперлись в стену, которая называется «ресурс». Актерско-режиссерский ресурс, вернее, в его отсутствие.
Все разговоры, весь анализ пришел в точку того, что нам не хватает молодых режиссеров, актеров, имеющих профессиональную школу и опыт. В нормально работающей системе каждый год должно возникать новое молодое поколение, и это касается абсолютно всех профессий в театре: актеров, режиссеров, художников, сценографов. Возникает развитие, движение. Когда амбициозные выпускники театральных вузов наступают тебе, 30-летнему, 40-летнему, на пятки, ты начинаешь шевелиться быстрее, эффективнее, интереснее. В казахстанском театре уже очень давно не происходит подобного кровообращения. Да, есть эти факультеты, есть выпускники, но почему молодые дипломированные специалисты не гремят на фестивалях и конкурсах, не ставят громких, сотрясающих общество премьер, не инициируют творческие лаборатории, не едут учиться дальше - а ведь должно быть именно так. Что с ними происходит за четыре года в стенах университетов? Я думаю, деградация.
ARTиШОК уже много лет работает фактически с одним режиссером, и мы делаем это не потому, что нам так нравится или нам так привычнее. Мы не нашли себе партнера, с которым можем разговаривать на одном художественном языке, создавать и развивать вместе театр, не потому что у нас слишком завышенный запрос.
Окончательно мы пришли к решению, что нам нужна школа, в марте этого года. Это было сложное решение, для этого нужно перекроить всю структуру театра, отказаться от свободного времени, от всех постановочных идей.
Есть огромное количество инструментов для создания спектаклей, и хочется показать эти инструменты будущим студентам, чтобы люди их брали, учились, развивали театр, развивали город и себя как личностей.
О чем я думаю больше всего, так это о том, почему мы не стали делать школу раньше. Сейчас, когда профессия театрального режиссера в Казахстане находится в разряде архаичных, немодных, непрестижных, необходимо приложить огромное количество усилий, чтобы сдвинуть ситуацию с места.
- Было ли какое-то исходное событие, после которого вы в театре поняли, что назад дороги нет, что больше так не может продолжаться?
- Я поняла, что на одном человеке – главном режиссере театра Галине Пьяновой - сконцентрирована вся ответственность, большая физическая работа, большая моральная работа. Мы не можем бесконечно качать этот ресурс из одного режиссера.
Эти мысли появились, еще когда Галя и Антон (Антон Болкунов, художник-постановщик театра ARTиШОК) уехали в Новосибирск работать в театре «Старый дом», и мы столкнулись с тем, что в театре нет художественного руководства. Где его взять? Тогда, пять лет назад, возник проект поддержки независимых режиссеров «Время действовать», я была в нем уверена, была амбициозно настроена. Мы тогда заявили, что нам на площадке нужна раз в месяц постановка от молодого режиссера. Я ходила в нашу Академию искусств и предлагала им показывать у нас свои дипломные и курсовые работы, писала всем коллегам, но никакого шквала заявок не было. В итоге первый спектакль мы сделали сами – Катя Дзвоник поставила «Пробу» с Чингизом Капиным, потом пришла Салтанат Науруз со своим дебютом, был театр KELT, Вероника Насальская выпустила постановку «Здесь был Вася», а затем местный ресурс иссяк. Мы привезли театр из Бишкека, спектакль «Ильхома» из Ташкента. В рамках проекта свою работу представили Дарья Спивакова, Куба Адылов, Катя Дзвоник и Дмитрий Копылов и я вместе с командой школьников. На этом все и закончилось.
- В чем твоя главная претензия к системе театрального образования в Казахстане?
- Она оторвана от реалий. Я сама больше всего ориентируюсь на соседний российский театральный рынок, и там все больше независимого театрального движения. Сейчас много доступной информации об иностранных образовательных программах, лабораториях, поездках, но в этом направлении мало кто двигается. Есть программы Британского Совета, Гете-Института. Единицы ездят на хорошие фестивали. В стране не формируется ни режиссерское, ни фестивальное движение, какой-то полный штиль.
Проблема всех государственных программ или фестивалей – абсолютно формальный подход. Если государство берется делать фестиваль, то нет объективных критериев, как оценивать спектакли, нет молодых режиссеров, которым было бы важно представить свою работу и получить признание, самое главное, нет понимания ценности того, что такой фестиваль существует.
- В чем будет принципиальное отличие школы ARTиШОКа от государственного образования?
- Два года – это, с одной стороны, достаточно длинный период, но с другой - это короче академического курса. И нам в эти два года нужно дать как можно больше практических знаний, насытить этот период встречами с приглашенными педагогами, погружением людей в структуру театра, потому что театр – это такой глобальный институт, в котором нужно понимать не только, как функционирует твоя профессия, но как функционируют все смежные. Как работают цеха, как осуществляется субординация, ты должен знать историю театра до и все, что происходит сейчас. Все это наша учебная программа, по которой мы сами работаем каждый день. Мы хотим все это структурировать и начать отдавать людям. Мы отличаемся сильной эмоциональной, харизматичной манерой подачей информации, нам небезразлично, как студенты относятся к процессу учебы, мы не будем ставить формальные оценки или формальные зачеты.
В Казахстане в театральных вузах не дается понимание того, из чего состоит современный театр. Студенты, которые приходят обучаться режиссуре, - это художники, которым не дают красок. Им говорят о каких-то архаичных вещах, не предоставляя возможности попробовать то, что активно используется в мире. Мы не должны быть единственным местом в Казахстане, которое рассказывает, что есть сайт-специфик, иммерсивный театр, свидетельский театр, документальный театр, все эти направления не преподаются в университетах. В молодых людях заложено столько силы для эксперимента, для применения всех этих инструментов, для воплощения авторской мысли, но они спотыкаются об устаревшую методологию, и их потенциал так и не реализуется.
На курсе осветителей мы заметили, как люди с трудом воспринимают теоретическую информацию. У меня у самой могли бы возникнуть такие проблемы. В наших школах, университетах программа обучения зачастую также очень формальная: ты формально учишься, получаешь формальные оценки, не умеешь прикладывать усилия, переваривать и применять большой объем знаний, разучился читать книги, не пишешь нормально рефераты и курсовые, делаешь, как попало, дипломную работу. Поэтому я оказалась в театре. У меня было ощущение собственного никчемного образования. И наша школа сейчас – это наш протест. Мой личный протест как одного из организаторов.
- В ARTиШОКе уже была театральная школа в 2007-2009 годах, и из ее выпускников в театре остались работать ты и Виктория Мухамеджанова. Это хороший показатель?
- Это не только я и Вика, и результат не заключен лишь в том, кто остался в театре, а кто вообще пошел в профессию – это еще как минимум трое. Эмма Боброва, она продолжила свою учебу и карьеру в Америке, Валерия Килибекова, которая отучилась в Милане в магистратуре как арт-менеджер и сейчас успешно работает в Италии, и Дима Дягилев, который реализует свои собственные театральные проекты. И я считаю, что пять человек из двадцати – это хороший результат.
- Расскажи о приглашенных педагогах.
- Мы пригласили Виктора Рыжакова, художественного руководителя Центра им. Мейерхольда в Москве, несмотря на то что у нас нет близкого личного знакомства. И здесь, я думаю, роль сыграла репутация театра как института, который меняет и развивает профессиональную индустрию. И Виктор Анатольевич как руководитель ЦИМа, театра, продвигающего подобные проекты, надеюсь, видит в нас единомышленников.
Другие педагоги – Павел Семченко, актер и режиссер инженерного театра АХЕ, режиссер Борис Павлович, композитор Александр Маноцков, художественный руководитель театра «Ильхом» Борис Гафуров – это люди, которые хорошо знают нас изнутри, и им не нужно было долго объяснять, почему нам это необходимо. Есть большая работа над тем, чтобы привезти педагогов из Европы и США. Над этим мы сейчас работаем с Гете-Институтом и Американским консульством.
- Каким ты видишь идеального абитуриента актерско-режиссерского курса?
- Мы составили анкету для идеального абитуриента и приложили список рекомендуемой литературы. В самой анкете нет ничего экстраординарного. Мы изучали, как составлены анкеты фестиваля-школы «Территория», летней школы Союза театральных деятелей России, школы при театре «Ильхом» в Ташкенте, хотели, чтобы наша анкета была на том же уровне. Но столкнулись с тем, что чем четче прорисовываешь идеал, тем быстрее понимаешь, что этому идеалу очень мало людей готово соответствовать. Мы мечтали об идеальном студенте, который идет в профессию сознательно, который отдаст два года своей жизни театру сознательно, который ходит в театры, смотрит спектакли, смотрит кино, читает литературу. Но потом мы стряхнули свой идеалистический налет и сами себе задали вопросы: а ты до театра вот это читал, а вот это смотрел? Я, только придя в ARTиШОК, стала работать над своим образованием, начитанностью, насмотренностью. Поэтому самое главное - тот человек, который решит подать заявку и поступать, должен искать себя и задавать себе конкретные вопросы, интересоваться тем, что происходит с ним, в городе, в стране, между людьми, быть неравнодушным и менять мир вокруг себя.
- Я бы хотела, чтобы ты сама ответила на некоторые вопросы из анкеты для абитуриентов. Например, какое событие в Казахстане за последний год произвело на тебя впечатление?
- Переименование столицы. Это новость, которая вызывает во мне приступ бешенства. То же самое чувство у меня вызывает ситуация, когда уничтожают построенные не так давно велодорожки. Эти бесконечные переделывания от самых глобальных до мелких локальных. Почему мы так относимся к своей стране, ко всему, что создается, ни одна идея, ни одна история не укрепляется, а переделывается.
- Какое событие в мире произвело на тебя впечатление?
- Я очень слежу за всем, что происходит с российским театром. У тебя на глазах происходит закручивание гаек, государственный контроль, практически каждый день случаются события, связанные с вмешательством власти в театр. И я автоматически перевожу каждую такую ситуацию на Казахстан: может ли с нами такое случиться, как, например, когда в Театр.DOC ворвались провокаторы и сорвали спектакль. Как нам в нашей стране обороняться, как защищаться? На наших глазах в России происходит какой-то исторический процесс, когда государство, гласно, негласно, вмешивается в театральную структуру, перекраивает, перестраивает ее. С одной стороны, в России есть пример, когда государство развивает театр, взять только всевозможные прекрасные программы СТД РФ, масштабное финансирование Года театра, а с другой - государство сажает режиссеров, поддерживает провокаторов, ужесточает цензуру и губит театр.
- Какое событие в театре произвело на тебя впечатление?
- Самым важным событием для меня стала ситуация, в которой мы оказались, когда решили поддержать как площадка панельную дискуссию «От правды не убежишь» и попали под давление местных органов власти: акимата и полиции.
Когда активисты решили собрать панельную дискуссию в поддержку ребят, которые вышли на марафон с плакатом «От правды не убежишь», у них была договоренность с другой локацией. И утром того дня, когда должна была состояться встреча, мне позвонил один из организаторов, сказал, что площадку им закрыли, и спросил, можно ли провести ее у нас. И так как я видела, что один из спикеров – это Досым Сатпаев, для меня это стало основным обстоятельством, по которому я не смогла отказать, посчитала, что это важно - провести дискуссию у нас. И как только организаторы сообщили, что поменялось место, начались звонки из полиции, пришли участковые, которые никогда к нам не приходили, нашим арендодателям поступали требования отменить дискуссию. Но мы сказали: нет.
Было понимание, что какому-то негласному человеку мы перешли дорогу. Но никакого конкретного обличья у этого человека со стороны власти не было. Я не знала, с кем вступаю в конфликт, кому в итоге театр сказал «нет». И с тех пор мы долгое время находились в напряжении и продолжаем находиться.
Это для меня был и стресс, и шок, и вообще первое общение с властью. Я осталась под сильнейшим впечатлением и поняла, что даже если ты смелый и молодец, но когда оказываешься в такой ситуации, ты абсолютно разрушен страхом, обездвижен.
Меня спросили: если бы я знала, что так обернется, согласилась бы все равно провести эту дискуссию в театре? С одной стороны, хотелось ответить - да, а с другой, если бы что-то драматическое случилось, если бы нас оштрафовали или закрыли или увезли на допрос, я бы спрашивала себя, зачем мы в это ввязались. И вот это понимание твоей трусости перед лицом реальной ситуации, оно, конечно, тебя сильно опрокидывает.
