Что обещает нам рынок черного золота в ближайшие годы? И в целом, какова сегодня расстановка акцентов на мировой нефтяной арене? Обо всем этом — в беседе корреспондента центра деловой информации Kapital. kz с экспертом нефтегазового рынка Сергеем Смирновым.
— Сергей, Ваша оценка — какова ситуация на нефтяном рынке Казахстана сегодня?
— Вынужден огорчить, ничего позитивного нет. Я бы хотел напомнить, что еще совсем недавно наши чиновники уверяли, что республика к 2015 году выйдет на уровень нефтедобычи в 150 млн тонн сырой нефти, из этого объема 86 млн тонн пойдет на экспорт. Однако нефтяная картина в Казахстане сегодня далеко не та, что тогда рисовали в Астане. С 2013 года началось падение объемов добычи нефти. Если тогда было добыто почти 82 млн тонн, то в прошлом году нефтедобыча составила 79,5 млн тонн. То есть добыча «провалилась» до уровня 2010 года.
Вот еще конкретные цифры: Казахстан в 2015 году экспортировал почти 61 млн тонн нефти и газового конденсата, это 97,7% к прошлому году, при этом выручка упала вдвое — с 53,6 млрд долларов до 26,7 млрд. И задачей на текущий год было поставлено сохранение плана добычи на уровне 77 млн тонн сырой нефти, переработки — 14,3 млн тонн и экспорта около 60 млн тонн. Однако затем эти планы были пересмотрены. Было заявлено, что в текущем году ожидается добыча 74 млн тонн нефти, на национальную компанию «КазМунайГаз» при этом приходилось 22,4 млн тонн нефти. Также позже были внесены поправки, согласно которым введение Кашагана в строй было перенесено с декабря на октябрь. Будучи премьер-министром Карим Масимов заявил, что в текущем году ожидается добыча не ниже 74−85 млн тонн нефти. Но по предварительным данным, в январе-сентябре текущего года добыча нефти в Казахстане снизилась на 4,2% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. То есть, судя по всему, этот параметр — 74 млн тонн — выполнен не будет.
Этому есть ряд причин: и снижение котировок нефтяных цен на мировых биржах, и естественная убыль на старых месторождениях, сокращение буровых работ, рост себестоимости нефтедобычи. В целом же, дальнейший рост добычи зависит от расширения производства на Тенгизе и начала добычи на Кашагане. Здесь добавлю, что правительство, представляя бюджет на 2017−2019 годы, оценило прогнозы так — в текущем году планировалось добыть полмиллиона тонн нефти, в 2017 году — 4 млн тонн нефти, в 2018 — 7 млн тонн нефти, в 2019 — 11 млн, и далее по нарастающей к 2021 году выйти на 13 млн тонн нефти. Но, будучи министром нефти и газа Сауат Мынбаев в 2013 году заявил, что нижний порог окупаемости нефти на месторождении Кашаган составляет 90−100 долларов. С тех пор прошло много времени, были проведены работы по монтажу и демонтажу труб на Кашагане, что привело к уменьшению себестоимости вообще самого проекта.
Поэтому при сегодняшних ценах на нефть, а это порядка 50 долларов за баррель, добыча крайне нерентабельна. Чем больше будут добывать нефть на Кашагане, тем убыточнее будет проект. Конечно, государство будет получать какие-то налоги с этой нефти, но в целом, я не думаю, что это даст большой прирост в связи с падением мировых цен на нефть. Что касается проекта расширения добычи на Тенгизе, то там предполагается увеличение добычи с нынешних 27 млн тонн до 39 млн тонн. Эти объемы планируется получить лишь к 2022 году. И этот проект требует серьезных инвестиций — порядка 37 млрд долларов. С учетом нынешней конъюнктуры цен на нефть, участники ТШО не торопятся приступать к его реализации, очевидно, они будут ждать, пока цены повысятся. Поэтому перспективы отнюдь не радужные.
— То есть говорить о возвращении позиций Казахстана в рейтинге глобальной конкурентоспособности не приходится?
— Я бы начал с того, что падение нефтяных цен вряд ли может служить оправданием потери строчек в рейтинге. Страны СНГ со сходной структурой экономики сумели избежать столь серьезного падения, более того, даже поняться в рейтинге. К примеру, Азербайджан с 40 места поднялся на 37, Россия поднялась с 45 на 43, при том же снижении доходов от нефти. А Россия, напомню, и вовсе испытывает санкции, которых, надо напомнить, не испытывает Казахстан. Эти санкции, возможно, как раз и сыграли «на руку» России. Она стала перестраивать экономику, «пересаживаться» с нефтяной иглы на диверсифицированную экономику. У нас, к сожалению, этого не происходит. Хотя я напомню, что в 2008 году президент Нурсултан Назарбаев заявлял, что кризис станет толчком для диверсификации экономики. Как мы видим, этого не произошло. Экономика Казахстана с тех пор стала еще более сырьевой.
— Может быть для более качественной диверсификации экономики нам нужно время?
— Усилия казахстанских властей по индустриально-инновационному развитию и диверсификации экономики, несмотря на большое количество государственных программ, не дали заявленного результата. Поэтому я считаю, что Казахстану необходимо реально, а не на словах искать кардинально другие пути развития страны, искать новые стратегии экономической и социальной модернизации.
— В ближайшее время, как Вы знаете, состоится заседание ОПЕК. Какие значимые для мирового рынка нефти решения будут приняты и озвучены?
— Я думаю, что повторится ситуация с сессией ОПЕК в апреле текущего года и в начале июня 2016-го. Тогда тоже заявлялось, что будут заморожены, снижены объемы добычи нефти. Но к единому соглашению члены ОПЕК так и не пришли. Надежда на возможность договориться участникам картеля, на которых приходится около 40% мировой добычи нефти, рассеялась как мираж. Если в 70−80-ых годах картель действовал действительно как единая организация, мог и понижать, и повышать цены, то сегодня многие эксперты считают, что это не картель, а скорее сообщество государств с весьма разобщенными интересами. В ОПЕК доминирует конкуренция, и борьба за покупателя идет за счет снижения цен, за счет спецпредложений. Более того, нефтяной картель раскололся на ряд фрагментов. Например, Венесуэла настаивает на отказе от регулирования темпов добычи сырья, другие — Саудовская Аравия, Катар, Иран, опасаясь потерять свои доли, сопротивляются этому. Иран, если до санкций занимал где-то 13% общей добычи картеля, то после санкций объемы значительно снизились, и он стремится вернуть эти позиции. Более того, сейчас картель добывает по максимуму, значительно больше, чем это было до введения санкций. Поэтому тому же Ирану приходится значительно увеличивать объемы добычи, при этом он также с большой неохотой, как говорится, скрепя сердцем, соглашается на некоторые варианты. Поэтому я сомневаюсь, что страны картеля договорятся о заморозке, о снижении добычи нефти вообще я думаю, речи не будет идти. Ситуация сохранится та же самая.
— Совсем недавно Bank of America сделал прогноз относительно России: доллар к концу 2016 года будет стоить 65 рублей, инфляция составит 5,8%, а ВВП сократится на 0,5% в случае, если среднегодовая цена на нефть марки Urals составит 43 доллара за баррель. Можем ли мы сделать с вами аналогичный прогноз относительно Казахстана?
— Безусловно, последствия будут практически такими же. Понижение цен на нефть приведет к ослаблению тенге, однако любое ослабление тенге не должно быть резким, как это происходило до сих пор. Тут надо брать пример с России, которая, если девальвирует свою валюту, то делает это очень плавно. И я могу сказать, что официальный прогноз ВВП на 2016 год пока остается на уровне 0,5%, однако, за прошедшие полгода он составил всего 0,1%, то есть ориентировочный параметр уже не выполняется. Это понятно, поскольку практически весь нынешний прирост обеспечивается в экспортно-сырьевом секторе и обслуживающей его инфраструктуре. Остается на высоком уровне инфляция. В среднем, за прошедшие месяцы она остается на рекордно высоком уровне — 16,2%. Поэтому если падение цен на нефть будет продолжаться, это довольно негативно будет сказываться на экономике Казахстана.
— Об альтернативе. Во всем мире сейчас набирает популярность добыча сланцевого газа. Какой у нас здесь потенциал?
— В Казахстане выявлено несколько месторождений горючих сланцев, однако специальных геологических исследований по обнаружению сланцевого газа в стране не проводилось. Отмечу, что этому способствовал ряд причин. Дело в том, что запасы газа в Казахстане оцениваются в 3,9 млрд кубометров. И добыча в 2015 году составила 45,4 млрд кубометров. В основном, это попутный газ. Он закачивается обратно в пласты для поддержания внутрипластового давления, чтобы была большей отдача нефти. И вот эти самые 3,9 млрд кубометров и есть попутный газ, который сопровождает добычу нефти на месторождениях. Но он требует дополнительной очистки проведения строительства соответствующей инфраструктуры, и для нефтяных компаний это очень дорого. Самое большее, на что они способны, это использовать попутный газ для собственных месторождений, то есть они не только закачивают в пласты, но и устанавливают там газогенераторы.
А для того, чтобы использовать газ для поставки на предприятия, в бытовое пользование, этого не делается, потому что очень большие затраты. Добыча сланцевого газа несет в себе высокие экономические, а главное — экологические риски. Объясню: при добыче сланцевого газа используется такая методика, как гидроразрыв. Сверлится, бурится скважина, причем наибольший прорыв в добыче сланцевого газа произошел с обретением технологии горизонтального бурения скважин. Далее, после бурения, туда закачивается около 500 различных химических компонентов. Нередко происходит загрязнение водоносных слоев. Как-то даже показывали фильм — в Пенсильвании, в США, тоже произошло загрязнение этих водоносных слоев, и когда местные жители открывали водопроводный кран, из крана шел газ, воду поджигали, и она горела, представляете. Поэтому попытки добычи сланцевого газа в Европе, они оказались неудачными. В США это было более успешно, потому что, во-первых, там была небольшая глубина залегания и развитая инфраструктура возле этих месторождений. Поэтому себестоимость добычи газа сравнительно небольшая — где-то 50−80 долларов за тысячу кубометров. На других месторождениях США и Канады — 100 долларов. В остальных странах мира сланцевый газ оказывается и вовсе очень дорогим — 280 и более долларов за тысячу кубометров.
— Сергей, давайте поймем причины сложившегося в стране дефицита газа, особенно в регионах республики?
— Это связано с тем, что как раз те объемы, которые есть в Казахстане, это попутный газ, который требует дополнительной переработки. В этом причина. Допустим, разрабатывается у нас газовое месторождение, оно экономически убыточно и работа начинается только исходя из социальных соображений.
— Ваш прогноз относительно цен на бензин в ближайшее время?
— Вследствие технологической отсталости собственного производства, сегодня обеспечивается всего две трети внутренней потребности страны в моторном топливе. Дефицит покрывается импортом из России. Сюда ввозится более миллиона тонн высокооктанового бензина, и порядка полумиллиона тонн дизельного топлива. Борьба с дефицитом у нас свелась к тому, что идет или повышение цен, или вот в мае 2009 года была принята программа по модернизации наших трех заводов. Согласно этому плану, модернизация должна быть завершена к 2015 году. Но мы сейчас видим, уже 2016 год на исходе, планы по модернизации сорваны, к концу года намечается ввод только Атырауского завода и то только благодаря тому, что там участвуют китайцы и работает китайский кредит. На остальных двух заводах -Павлодарском и Шымкентском — ситуации неважные. По крайней мере, никаких официальных сообщений я не встречал о том, что там какие-то серьезные подвижки. Более того, я читал информацию о том, что из-за отсутствия достаточных финансовых средств на Павлодарском нефтехимическом заводе было принято решение отказаться от расширения мощностей как установки первичной переработки нефти, так и ряда установок по вторичной переработке. То есть там, по всей видимости, после модернизации, объемы переработки и выпуска соответственно готового топлива будет меньше заявлено.
Но главное, что без реформирования действующей системы поставок нефти на внутренний рынок 100%-ную загрузку мощностей этих модернизированных заводов осуществить просто невозможно. Как я уже отмечал, у нас идет падение объемов добычи нефти, это наложит свой отпечаток. Потому что наша экономика ориентирована больше на экспорт нефти и самое главное, при поставках сырья на внутренний рынок, они поставляются по более низким ценам, чем идут на экспорт.
Плюс к этому, при поставках опять же на внутренний рынок нефть облагается НДС, в то время, как при поставках на экспорт, НДС возвращается. То есть у недоропользователей нет никакой заинтересованности ни в модернизации этих заводов, ни тем более в поставках сырой нефти. Я боюсь, что даже если модернизация будет завершена к 2018 году, то мощности предприятий окажутся опять недозагруженными. И у нас сохранится дефицит топлива на внутреннем рынке.
Более того, в Казахстане отсутствует внятная политика по нефти, по топливу. К примеру, захотели — ввели госрегулирование на нефтепродукты, захотели — отменили, захотели — приватизировали НПЗ, захотели — опять их национализировали. Теперь снова в 2016—2020 годах предстоит продажа этих трех заводов в частные руки. В связи с этим, я думаю, что цены на топливо продолжат расти. Причем мировые цены на нефть, как и сейчас, к этому не будут иметь никакого отношения. Все будет определяться уровнем цен в России, из которой идет довольно значительный объем поставок нефтепродуктов.
— Как Вы оцениваете отмену госрегулирования на дизтопливо?
— Я думаю, что это было вызвано как раз борьбой с дефицитом этого топлива. Власти заявили, что отмена госрегулирования приведет к тому, что рынок заработает в рыночном режиме, скажем так.
— Этого не случилось?
— Я думаю, ожидать, что отмена госрегулирования выстроит рыночные отношения на топливном рынке Казахстана, не приходится. До этого как пешком до Антарктиды. Нет ни свободной конкуренции, ни прозрачности на первичном уровне, то есть в производстве и оптовой реализации нефтепродуктов. А в сложившихся условиях, когда происходит постоянная неразбериха с поставками, запасами, ценой реализации, отмена госрегулирования приведет к тому, что подорожание из сезонного явления превратится в круглогодичный процесс, что мы сейчас и наблюдаем.
— Сегодня довольно активно на казахстанский рынок заходят россияне. К «Лукойлу», «Газпромнефти» совсем недавно присоединилась компания «Башнефть». Что думаете о такой тенденции?
— Я оцениваю это положительно. Во-первых, это усилит конкуренцию, а во-вторых, на наш рынок будет поступать качественное, класса евро-5 топливо. Поскольку в России модернизация заводов завершена, и они практически все производят топливо класса евро — 5. Наши же заводы так и застряли на уровне евро — 2. И вот этот самый евро — 5 у нас обещают производить только в 2018 году.
Поэтому, повторюсь, заход российских компаний на казахстанский рынок я оцениваю положительно. И потом, тот же «Газпромнефть» не только поставляет топливо класса евро — 5 с Омского НПЗ на свои АЗС, их у Газпрома 75 штук в Казахстане, но и занимается оптовой продажей продукции казахстанским компаниям. То есть наши АЗС закупают у россиян топливо класса евро — 5, но другой вопрос, что потом продают на этих заправках. Зачастую наши проверки компетентных органов, показывают, что там процветает бодяжничество. Но в принципе, этим грешат и российские участники. Меня приглашали в августе на круглый стол в Новосибирск. И там как раз разговор был частично посвящен этому вопросу, участники жаловались, что у них очень много некачественного топлива в той же самой Новосибирской области. Хотя, казалось бы, там все заводы производят топливо класса евро — 5, тем не менее, там очень много бадяжного топлива на рынке. А у нас тем более. Поскольку наши заводы производят евро — 2, мы видим, что из продажи часто исчезает бензин класса АИ — 80, а исчезает он по той простой причине, что его бадяжничают, повышают октановое число и продают как АИ — 92 или АИ — 95.
— Сергей, спасибо за беседу, успехов Вам!
