Об итогах уборки урожая, а также ситуации, которая сложилась в агросекторе Казахстана, деловому еженедельнику «Капитал.kz» рассказал Ромин Мадинов, председатель аграрного комитета мажилиса Парламента.
- В этом году уборочная кампания проходила в тяжелых погодных условиях, эксперты называют разные цифры собранного урожая. Какова сейчас реальная ситуация?
- Действительно, в этом году были аномальные погодные условия, потому что был очень жаркий май, из-за этого были плохие всходы. Потом был весь дождливый июнь, который задержал вегетационное развитие. А затем уже осенью опять пошли дожди. Поэтому часть пшеницы просто физически не успела созреть, и она была очень влажная. В результате уборка была очень тяжелая, и в некоторых местах не успели убрать до конца. Но первое, и это самое главное: благодаря потенциалу, который был заложен в предыдущие годы, мы обеспечили себя зерном на 100%. Во-вторых, мы обеспечили всех своих среднеазиатских соседей, включая Афганистан, пшеницей на экспорт. То есть даже при самых худших условиях мы сумели собрать в пределах 13 млн тонн пшеницы. Мы накормим себя, мы накормим наших соседей пшеницей, как обычно мы это делаем, то есть катастрофического ничего не произошло. Наоборот, все нормально. Единственно, что если бы не было таких суперсумасшедших неадекватных условий, мы бы собрали, как всегда, миллионов 25-28 тонн зерна, но получилось то, что получилось.
- Вы хотели сказать 18-20 миллионов…
- Нет. Я не ошибся. В Северном Казахстане урожайность реально была и 25, и 30 центнеров в этом году. Поэтому еще раз говорю: страна с хлебом – раз; своих соседей южных накормим всех – два. Часть пшеницы осталась под снегом – это нужно признать, но катастрофического в этом вообще ничего нет. Весной выйдем в поле, доубираем. Что сможем, переделаем в третий класс, что нет – будет фураж. Поэтому никакой катастрофы 100% нет.
- Скажите, многие компании, НПП говорят о том, что стоит объявить в некоторых районах ситуацию форс-мажорной, зоной стихийного бедствия, потому что компании, которые участвовали в программе по финоздоровлению, не выполнили свои планы, не собрали, сколько нужно, и у них сейчас начинаются проблемы. Мало того, что у них сразу были проблемы и они попали под программу финоздоровления, второй момент – что у них поток кеша сейчас уменьшился.
- Еще раз повторюсь: как таковых, никаких глобальных катастрофических последствий нет.
- Хорошо, глобальных нет, а локальные?
- Локальные: того, чтобы кто-то не убрал 100%, такого нет. Люди в любом случае убрали, кто-то 50%, кто-то – 80%. Это реально произошло. Теперь берем сразу следующий фактор – цену. У нас уже на старте в этом году цена была больше $200. А надо понимать, что такая цена – больше $200 – она у нас обычно на старте, когда засуха и урожайность – 5-6 центнеров с гектара. А в этом году получается, что урожайность была высокая, хотя при этом часть урожая не убрали. Но цена фактически нивелировала эту разницу. То есть сейчас есть высокая цена, которая сегодня уже не $200, а уже $220 и $230. Это на элеваторе. Сегодня Продкорпорация покупает по 43 000 тенге, что по факту является уже около $230. Наверняка кто-то попал совсем в тяжелое положение, но здесь уже больше надо обращать внимание на несовершенство страхования и т. д. В первую очередь это не сработало. Это моя точка зрения.
- Многие жалуются, что много затрат на доработку, на сушку, на все остальное. И элеваторы выставляют за это большие суммы, а кое-где просто физически не могут с этим справиться.
- Нет. То, что элеваторы не могут справиться, я таких фактов не знаю. Но действительно, когда влажность с 16% доводится до 14% – это одни затраты, а когда на элеватор привозят зерно влажностью 23%, нужно довести его до кондиции, несколько раз просушить, понятно, что затраты возрастают. Но я хотел бы сказать, что в этом году, даже несмотря на сумасшедшие погодные условия, все равно потенциал, который у нас заложен в растениеводство, он и в этом году выстоял. И все нормально. Но на следующий год у нас ситуация достаточно сложная. Она сложная не из-за погоды, не из-за наших механизаторов. Она сложна по финансово-экономическому состоянию, которое зависит от людей. И вы помните, что недавно было выступление председателя президиума Национальной палаты предпринимателей Тимура Кулибаева о том, что отрасль и в первую очередь крупные компании находятся в предбанкротном состоянии. Вот это самая главная проблема, которая на сегодня существует. И лично мое понимание: прежде чем махать шашкой и искать виноватых, сначала надо разобраться в причинах. То есть от чего и как мы к этому пришли. Потому что на сегодняшний день получается, что в отрасли где-то, по различным оценкам, от $4 млрд до $6 млрд зависших, просроченных, проблемных кредитов. И это очень серьезно. А значит, нам в первую очередь нужно понять истоки, почему это произошло. Истоки же берут свое начало еще с прошлого века, в конце 90-х годов. В 1998 году страна собрала самый маленький урожай за всю историю: в пределах 7 млн тонн. И понятно, что с сельским хозяйством был уже реальный кризис. И в это время глава государства, наш президент Нурсултан Назарбаев принял два очень правильных решения. Первое – провели процедуру банкротства всех сельхозпредприятий. Это было сделано в 1998 году. И тогда же, в 1998 году, президент объявил о закупке пшеницы за живые деньги. Тогда процветали бартерные схемы, а тут президент сказал: за живые деньги. Из бюджета в тяжелейшее время были выделены деньги для закупки пшеницы. Эти два шага президента показали, что отрасль становится интересна экономически. И уже в 1999 году мы резко увеличили посевные площади, и страна вместо 7 млн собрала около 18 млн тонн пшеницы, то есть это был сумасшедший рывок. Он произошел, потому что обанкротились старые хозяйства. И было создано наше казахстанское ноу-хау, наше достояние – крупные зерновые компании. Именно они совершили тот рывок.
- То есть, по вашему мнению, именно зерновые компании стали локомотивами…
- Да. Кстати, если посмотреть более широко, то результат-то очень конкретный. Президент поставил задачу войти в 30 ведущих государств мира, вот по пшенице мы уже там. Мы находимся в десятке мировых экспортеров уже более 15 лет – раз. Мы находимся на первом месте в мире по производству пшеницы на душу населения – два. Мы в цифрах занимаем абсолютное первое место в мире по экспорту муки. Это как раз было заложено тогда. Но тогда же была заложена и очень большая мина. Мина заключалась в следующем: во всем мире сельское хозяйство кредитуется под очень дешевые деньги. Оно кредитуется на срок от 12 до 15 лет. И во всем развитом мире в этих 30 государствах выплачиваются прямые безвозвратные субсидии на гектар, на единицу продукции. А мы эти вещи тогда не успели сделать…
- Не успели или не смогли?
- Наверное, вы правы, мы не могли это физически сделать, не было экономических возможностей. Но… Мы же рывок сделали. Этого не мог сделать бюджет, но это сделали банки второго уровня. Банки второго уровня в начале 2000-х начали весьма активно кредитовать сельское хозяйство. Фактически благодаря банкам второго уровня мы сделали этот рывок и выполнили поручение президента войти в 30 ведущих стран мира. Но в то же время банки второго уровня взяли на себя практически роль государства по субсидированию, финансированию сельского хозяйства. Это было сделано в начале 2000-х годов, когда даже не было создано «КазАгро», не было вообще такого института. Потом, когда «КазАгро» появилось, оно начало потихоньку брать на себя эти функции. Надо четко понимать, что в начале 2000-х ничего этого не было. Был только один источник – кредиты банков. Но у банков второго уровня, которые финансировали поставки, у них не было более дешевых денег, они финансировали поставки по 25-30% в валюте, но они давали деньги. На эти деньги закупались новые комбайны, посевные комплексы. Но деньги были короткие, на год-два. И компании не могли реально их возвращать. Ни одна экономика в мире не позволяет это делать. Они были вынуждены постоянно перекредитовываться. Когда год прошел, компании должны были погасить кредит, но набежали проценты, тогда банки проценты переводили в основной долг, и он увеличивался. На следующий год долг опять увеличивался.
- Я так понимаю, что тут еще не очень хорошую роль сыграло не государство вообще, но некие тенденции, когда любое правительство так или иначе давило на зерновые компании. Говорило: давайте переоборудуйтесь, давайте расширяйтесь, давайте больше-больше. Соответственно, и акимы так же поступали.
- Ну, с этим я абсолютно не согласен. Да, было стремление к модернизации, надо было все время показывать рост. Но самая главная проблема – не был сделан основательный анализ причин роста и последствий. Что во всем мире это происходит, повторюсь, за счет длинных и дешевых денег и за счет субсидирования со стороны государства.
- То есть было желание, но не было возможности?
- Не было возможности, но в то же время не было и анализа ситуации. Не было анализа, как работает сельское хозяйство других ведущих западных стран. И фактически получилось, что наши казахстанские банки второго уровня взяли на себя роль государства, и через эти кредиты просубсидировали наше сельское хозяйство. Что это означает на практике? Вот цифра возникшей сегодня задолженности, возьмем, условно, $5 млрд. Если их разбить на прошедшие 12 лет и если их разбить на гектары, то получится дотация на гектар $20-30. Если бы государство на себя эту функцию взяло, что оно делает во всем мире, то не было бы сегодня проблемы отрасли. Наоборот, была бы интересная отрасль с точки зрения инвестирования. На самом деле сельское хозяйство очень интересный для банков сектор экономики.
- Почему интересный?
- Считайте сами. Каждый год нужно засеять 20 млн гектаров. Это нужно минимум $2 млрд оборотки. Банкам не интересно разве? Вот он, понятный продукт, осенью вырастет. То, что сегодня государство на весенне-полевые работы дает в пределах 100 млрд тенге, это же банки могли на этом зарабатывать. И возвращали бы им эти деньги товаропроизводители. Идем дальше: есть техника, которая поставляется в лизинг. Сегодня его «КазАгро» дает, все хорошо. Но, по идее, этим банки должны заниматься. Они бы и занимались этим, но у них на шее висит тот груз, который они на себя взвалили в 2000-х годах. Висят эти $4-6 млрд долга, и понятно, что, имея эту гирю на ногах, они никогда не пойдут в сельское хозяйство. У нас получился своеобразный коллапс на сегодняшний день, который нужно срочно разруливать.
- Получился как бы тромб в системе?
- Да, абсолютно правильно. И этот тромб можно вырезать, его можно аккуратно рассосать, шунтирование, может быть, сделать. Однако надо понимать, что, конечно, можно тромб удалить. Но если в организме в других местах собрались какие-то токсины и в целом организм неправильно функционирует, то нет никакой гарантии, что тромб не появится в другом месте. Поэтому нам надо сделать сначала анализ, почему это произошло. И сейчас уже принять меры, чтобы это не произошло в будущем. Чтобы не получалось, что у нас каждые 10-15 лет нужно банкротить всех и начинать сначала.
- В Казахстане уже достаточно долго обсуждается вопрос создания специализированного агробанка. Причем очень многие экономисты и банкиры считают, что все это делать не надо, что все это неправильно. Однако сейчас опять возвращаются к этой идее и заявляют, в том числе господин Кулибаев, что надо рассмотреть вопрос создания банка банков. Как вы считаете, нужен ли специализированный банк по типу «Креди Агриколь», «Россельхозбанка», в Китае есть сельскохозяйственный банк, который провел одно из крупнейших в мире IPO. Он был государственный, а сейчас вывели эти акции на биржу. Нужен ли такой банк? Сможет ли он послужить той структурой, которая поможет этот тромб рассосать каким-то образом? И если да, то какова будет его конфигурация? Просто государственный банк, потому что мы знаем, что в «КазАгро» масса институтов, которые занимаются оказанием таких услуг, но банками не являются. Это может быть банк не на 100% государственный, а с участием международных финансовых институтов. Я знаю, что ЕБРР с интересом относится к таким проектам. В конце концов, туда могли бы войти сами казахстанские аграрии, то есть стать акционерами этого банка на каких-то там условиях.
- Неважно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей. В этом плане и банк нужен, и банки второго уровня бы пошли. Но надо разобраться в условиях и причинах. В чем базовая вещь? Рентабельность сельского хозяйства во всем мире составляет 3-5%. На Западе это известно всем: и макроэкономисту, и просто экономисту. И, понятно, что при такой высочайшей конкуренции и рентабельности минимальной ( -5%) бизнес новые покупки, природные колебания никогда не выдержит. Поэтому в первую очередь нам нужно понять проблему с точки зрения необходимости субсидирования. Почему Запад субсидирует? Он что, любит своего фермера больше, чем любит автопромышленника или радиоэлектронщика? Они вынуждены это делать, потому что рентабельность такая. Надо четко понимать, что субсидирование – это не от того, что крестьяне плохо работают, а от того, что система так устроена. Первое – самая высокая конкуренция. С точки зрения идеала конкуренции лучшим считается сельское хозяйство. Потому что сотни миллионов производят одну и ту же продукцию во всем мире. И второе – это зависимость от погодных условий. То есть субсидирование в агросекторе – это не какая-то льгота, а объективная необходимость. Это первое. Второе – это пресловутый тромб, который сейчас есть в системе. И который не дает банкам нормально работать в этом секторе. Ведь если мы не сделаем отрасль инвестиционно привлекательной, то мы не только банки второго уровня не привлечем, мы завтра и государственные институты, которые сегодня финансируют сельское хозяйство, можем подставить под удар. Главная проблема в этом. Поэтому, мне кажется, что нужно сейчас очень быстро, достаточно оперативно разобраться, почему это произошло, и после этого уже дальше что-то предпринимать. Хотя, возвращаясь к вашему вопросу, банк все равно нужен. Но нужен, может быть, больше банк банков, который будет субсидировать банки второго уровня более дешевыми деньгами. Еще раз повторюсь. В начале 2000-х годов банки второго уровня взяли на себя частично роль государства и просубсидировали сельское хозяйство. И сейчас в такой ситуации банкам сказать: ну, это был ваш риск и давайте вы теряйте деньги… Банки, наверное, смогут это пережить, спишут. Но доверие к отрасли будет потеряно на очень долгие годы. Это одно. Другой момент. Не устранив причин, взваливать все на «КазАгро» и надеяться, что кто-то придет на новенького, это тоже достаточно проблематично.
- Существует точка зрения, суть которой в том, что мы сейчас обанкротим зерновые компании, поменяем руководство. Придут новые, и все будет здорово…
- Еще раз говорю: если мы не разберемся в причинах, не пойдут. И западники не идут. Ведь почему нет инвестиций в сельское хозяйство? Все понимают, что это интересно – земли много, все красиво, но не идут, потому что страхование не работает, субсидирование не работает. И еще: цена на пшеницу, единственный товар в стране, который вроде бы является биржевым товаром, но который к бирже не имеет вообще никакого отношения, к мировой бирже. Нефть у нас, она тоже биржевой товар, металл. Если там что-то на биржах происходит, то это отражается и на цене. По пшенице этого нет. Вот посмотрите: биржевая цена на пшеницу стабильно держится больше $200. У нас она может быть и $300 в один год, а может быть и $80 в другой. Это наш перекос, страны, которая входит в семерку мировых экспортеров пшеницы, но не имеет выхода к морю. Это наша специфика. С одной стороны, это все беда, а с другой – это наша возможность, потому что те же наши южные соседи, если начнут привозить по цене мировой биржи, чикагской, то у них цена будет вообще заоблачной – по $400. Нам нужно здесь где-то найти золотую середину. А наши крестьяне находятся в такой идиотской ситуации. Один год они продают по $80, один год – по $300. Понятно, что при таких ценовых скачках нет никакой стабильности. Банкам непонятно, кого кредитовать. Цены нет. А мы вполне можем себе позволить устанавливать одну цену на 5 лет. Это просто механизм, который нужно разработать правительству. Отдельно хочу сказать про зерновые компании. Те зерновые компании, которые созданы, в мире нет таких компаний.
- То есть это уникальный опыт?
- Уникальнейший опыт, именно казахстанский, где компании владеют – кто-то по 100 000 гектаров, кто-то – по 400 000, по 800 000 гектаров земли. И это все работает. Люди зарплату регулярно получают, налоги платят, они социалку на себе всю тащили. И на сегодняшний день пытаться представить руководителей этих компаний в качестве каких-то изгоев… Никто из них дворцов в Монако не купил на эти миллиарды. Они все вложены через перекредитовку, покупку новой техники, они все вложены здесь. Но зато – толчок. Я повторюсь: первое место в мире по экспорту муки, первое место в мире по производству пшеницы на душу населения. И Казахстан вошел реально, стабильно уже на протяжении 15 лет в семерку мировых экспортеров пшеницы, не имея выхода к морю. Это уникальнейшее достижение. И в этом плане зерновые компании нам нужно понять, но это, наверное, тема для отдельного, подробного и серьезного разговора.
