Разговоры о том, что Казахстан должен отойти и будет отходить от сырьевой направленности, ведутся последние лет 20. Однако кардинальных изменений в плане ухода нашей страны от нефтяной зависимости за все эти годы так и не произошло, отмечает руководитель офиса рейтингового агентства АКРА в МФЦА Аскар Елемесов.
О том, что препятствует развитию несырьевого сектора, на чем должна базироваться новая «посткарантинная» модель экономического роста РК, а также смогут ли государственные меры поддержки обеспечить выход страны из кризиса он рассказал в интервью корреспонденту «Капитал.kz».
- Аскар, по вашему наблюдению, за последние годы снижалось ли влияние сырьевого сектора на экономику Казахстана?
- Очевидно, что сложившаяся за долгие годы сильная зависимость РК от цен на нефть сегодня оказывает огромное влияние на экономику страны. Только за последнее десятилетие доля горнодобывающей промышленности в ВВП Казахстана складывается от 13-20% ежегодно, а экспортные величины нефти и газового конденсата составляют 34-62% от совокупного товарного экспорта.
В короткие периоды, когда падала цена на нефть или иные полезные ископаемые, возникала иллюзия, что влияние сырьевого сектора на экономику снижалось. Однако это не сопровождалось устойчивым ростом в несырьевых отраслях.
Единственные периоды, когда реальный рост ВВП был или почти стагнационным (2015-2016), или потенциально рецессионным (возможно, это текущий год), приходились на моменты резкого обвала цен на нефть. Именно в эти периоды правительству приходилось прибегать к существенным контрциклическим мерам для относительной балансировки бюджета. Так, в 2015 году ненефтяной дефицит бюджета составил 8,2% при 2,2% общего дефицита. Трансферт из Нацфонда, имевший характер контрциклического пакета, составил 32% доходной части, а в текущем году может возрасти до 37% доходов госбюджета.
- При всем этом видите ли вы, что РК уже делает какие-то шаги в альтернативном «несырьевом» направлении?
- Безусловно, Казахстан пытается предпринимать различные шаги в направлении индустриализации и ускоренного развития отраслей обрабатывающей промышленности, что является альтернативой усиления сырьевой направленности экономики. Для этого, мы знаем, был принят даже ряд программ, предоставляющих инвесторам, предприятиям и предпринимателям льготные условия финансирования и некоторые другие стимулы (так называемые инвестиционные преференции). Благодаря чему собственно некоторые секторы промышленности и смогли удержаться на плаву во время сложного кризиса 2015-2016 годов. Однако какого-то кардинального изменения в плане отхода нашей экономики от нефтяной зависимости до сих пор не произошло и не происходит.
На мой взгляд, такие скромные успехи в индустриализации связаны главным образом с общим снижением профессионализма в стране, которое в свою очередь является закономерным итогом системного кризиса в образовании и здравоохранении в 90-х годах прошлого столетия. К сожалению, этот процесс затронул как регулирующие органы, так и предпринимательскую среду. Соответственно, все это, мягко говоря, не способствует привлекательности отечественной экономики для прямых инвестиций. При не очень высокой конкурентоспособности человеческого капитала в стране значительная часть ресурсов, затраченных на реформирование и принятие новых законов и подзаконных актов, не имеет планируемого эффекта.
Кроме того, вступление Казахстана в разные интеграционные объединения типа ВТО обязывает учитывать межгосударственные соглашения в формировании экономической политики и ее реализации. Таким образом, процесс принятия решений стал еще более сложным, многоступенчатым, а ряд ключевых вопросов вышел из-под исключительной национальной юрисдикции.
Кстати, схожие проблемы возникли и в объединенной Европе после делегирования многих полномочий национальными правительствами в Брюссель. Объективно, это не могло не сказаться на скорости принятия экономических решений и на их качестве. Поэтому я очень осторожно оцениваю возможности быстрой перестройки нашей экономики с точки зрения создания индустрий с высокой добавленной стоимостью как альтернативы добывающим отраслям. Между тем я полагаю, что транзитный потенциал может внести большой вклад в диверсификацию, но без развития других отраслей он тоже не сможет быть реализован.
- Тем не менее, в каких секторах экономики у Казахстана сегодня есть наибольший потенциал?
- Я считаю, что Казахстану нужно все-таки встраиваться в цепочку добавленной стоимости там, где это возможно. Бесспорно, у нашей страны имеется хороший потенциал в сельском хозяйстве. Но чтобы наладить эффективный выпуск и переработку аграрной продукции, нужно принять своего рода вызов. Система государственной поддержки аграрного сектора функционирует плохо. Без серьезного привлечения частного капитала, как отечественного, так и из ведущих стран – сельхозпроизводителей, боюсь, что эту задачу не решить. Надо понимать, что частный капитал потребует наличия рынка земли. В свою очередь передача земли в частную собственность – крайне щепетильный вопрос, в особенности если речь идет о приобретении казахстанских сельхозугодий нерезидентами. Возможно, возврат к традиционным методам хозяйствования в животноводстве, обучение, применение новых технологий в сочетании с вовлеченностью мелких семейных ферм и их кооперацией могут сыграть большую роль в быстром росте агропромышленного комплекса.
Как я уже упомянул, у нас как у страны присутствует большой транзитный потенциал. Конечно, как он реализуется – это уже тема для специалистов. Однако тот факт, что в последнее время некоторые наши соседи организовывают более длинные маршруты грузового железнодорожного сообщения в обход Казахстана, вызывает сомнения в конкурентоспособности нашей страны даже в этой сфере.
В энергетике, переработке углеводородов, нефтехимии тоже есть определенный потенциал, но размеры его неочевидны.
- На ваш взгляд, на чем должна базироваться новая «посткарантинная» модель экономического роста Казахстана?
- Надо отметить, что ранее ключевые фигуры в госуправлении и бизнесе РК при выработке стратегии экономического развития традиционно уделяли много внимания мировым тенденциям, привлекая к этому известных международных консультантов. Экономика наша маленькая и открытая, с довольно высоким соотношением импорта и экспорта к ВВП (в 2016 году более 60%, в среднем по миру около 55%), поэтому такого рода позиция, я думаю, была оправдана. В отличие от больших экономик, где внутренние вопросы зачастую важнее внешней торговли (например, в США, Бразилии, Японии, в которых соотношение внешней торговли к ВВП составляет от 25-30%).
Вместе с тем новая модель экономического роста Казахстана должна базироваться на серьезном понимании того, куда и как движется мир. При этом из-за высокой неопределенности пока еще мало кто понимает, что в дальнейшем произойдет с мировой экономикой в результате пандемии. Изменится ли она кардинально или ускорит давно известные тренды?
Например, Всемирный банк ожидает в этом году снижения глобального ВВП на 5,2%, а МВФ – на 3%. Что касается прогнозов скорости восстановления экономики, то они могут измениться в зависимости от того, как долго продлится влияние COVID-19 на жизнедеятельность населения стран и как будут реагировать на него различные правительства и международные организации.
Однозначно пандемия затронет глобализацию, но каким образом – тоже пока непонятно. Ответ на этот и многие другие ключевые вопросы находится вне сферы экономики и человеческого контроля.
Помимо сказанного, новая стратегия государства должна учитывать такие тенденции (например, необходимости цифровизации), где нет разночтений. К ним относится потребность в обеспечении продовольственной безопасности и потребность в производстве базовых товаров для населения внутри государства. Но опять-таки, только на этом фундаменте создавать модель будущего развития страны невозможно.
К сожалению, в настоящее время однозначного и общепринятого видения на данный счет нет, но могу предположить, что эту модель придется строить долго.
- Насколько текущие государственные меры поддержки реального сектора могут способствовать восстановлению экономики от коронакризиса? Какого эффекта от них ждать и в какие сроки?
- Основная часть тех средств, которые государство выделило на борьбу с кризисом, начнет поступать в экономику во второй половине 2020 года, что с учетом временного лага сдвинет появление видимого эффекта от них еще на пару месяцев, то есть ближе к третьему кварталу.
Между тем пока непонятно, как стимулировать спрос в стране в краткосрочной перспективе, потому что основная часть финансовых средств будет направлена на поддержку бизнеса и вернется в экономику тоже осенью. При этом значительная часть из них уйдет на импорт как потребительских товаров, так и необходимых комплектующих, запасных частей и сырья для отечественных компаний.
Таким образом, концентрация усилий государства на поддержке бизнеса при более чем скромном уровне стимулирования спроса со стороны населения может создать эффект «бутылочного горлышка» и замедлить выход экономики из кризиса.
