Казахстан, будучи еще частью СССР, считался крупнейшей зерновой державой. Пшеница с казахстанских полей ценилась за счет содержания в ней высокой доли клейковины. Узбекистан, Таджикистан, Афганистан, Киргизия, Туркменистан и другие страны импортировали казахстанское зерно крупными партиями. Впрочем, как считает эксперт в области промышленной переработки пшеницы Нурлан Даутканов, вскоре спрос на пшеницу из РК может поутихнуть. Он связывает свои опасения с тем, что многие страны постепенно отходят от зерновой зависимости — тем самым они обеспечивают свою продовольственную безопасность. В интервью корреспонденту центра деловой информации Kapital.kz эксперт рассказал, почему рынок промышленной переработки зерна не развивается, чем интересна казахстанская пшеница для Китая и почему проект BIOHIM по производству биоэтанола не стал успешным.
— В 2016 году, как отмечают в Министерстве сельского хозяйства РК, в Казахстане был собран рекордный урожай зерновых за последние 25 лет. Валовый сбор зерна составил 23 млн тонн — это в 1,4 раза больше по сравнению с 2015 годом. Как вы считаете, стоит ли ждать такого же рекордного урожая в 2017 году, как и в прошлом?
— Прогнозы — дело неблагодарное. Прошедший 2016 год оказался урожайным, потому что было достаточно дождей. Между тем одновременно осадки ухудшили качество твердых сортов пшеницы, то есть доля клейковины в пшенице значительно уменьшилась.
— Повлияло ли как-то низкое качество казахстанского зерна на спрос?
— Экспортный потенциал Казахстана за последние несколько лет ощутимо снизился. Спрос на нашу пшеницу у многих стран-партнеров уменьшился. Это связано с тем, что традиционные страны-импортеры стараются за счет своих сил обеспечивать себя зерном, тем самым повышая продовольственную безопасность.
Один из крупнейших в мире производителей пшеницы — это Китай. В Поднебесной уникальная ситуация — Китай потребляет больше пшеницы, чем выращивает ее и при этом имеет огромный стратегический фонд. Для сравнения, в среднем из 17 млн тонн пшеницы, которую выращивает Казахстан, на внутреннее потребление уходит лишь 1/3 часть, остальное — это экспорт.
В целом же, если говорить о Китае, там очень грамотно и масштабно подходят ко всему, особенно к агросектору. Если в Казахстане какие-то правительственные программы могут обсуждаться, а потом внедряться годами, то в Китае все иначе. Если Министерство сельского хозяйства КНР планирует внедрить какие-то новые технологии или отраслевые программы, то это реализуется незамедлительно, при этом агротехнологии на высоком уровне. Для сравнения, в середине-конце 80-х годов с одного гектара земли японцы получали в 6 раз больше пшеницы, чем американцы, китайцы в два раза больше, чем японцы. Предположу, в настоящее время китайцы также находятся в топе по выработке пшеницы с одного гектара.
— Но, насколько мне известно, китайская пшеница по сравнению с казахстанской содержит меньше клейковины…
— Да, это действительно так. Где-то полгода назад появился такой термин — экологический огород. Так вот, Китай рассматривает рынок Казахстана в качестве экологичного подсобного хозяйства.
— Поясните, какие страны все-таки снизили потребление казахстанской пшеницы? Какие и вовсе отказались от импорта пшеницы из Казахстана?
— Не все страны-импортеры могут совсем отказаться от нашего зерна и муки, но многие стараются снизить зависимость — это на самом деле правильно. Это наши казахстанские компании остановились в части диверсификации зернового бизнеса на уровне производства муки и макаронных изделий. А потребители знают, что зерно в мире есть не только у нас, поэтому ведут размеренную торговлю.
Недавно президент Азербайджана распорядился реализовать программу самообеспечения пшеницей, до этого были Узбекистан, Туркмения, Иран и другие. Не стоит забывать о российских и украинских экспортерах, имеющих морские выходы.
— Какие в целом проблемы на зерновом рынке?
— Одна из проблем — в Казахстане около 15 млн га пахотных земель, но они в основном неэффективно используются.
— Это связано с финансированием…
— С недостатком средств проблем не было, у нас есть различные меры господдержки. Одна-единственная проблема — это менеджмент, вернее отсутствие системного подхода. Многие управленцы на местах не в полной мере осознают возложенные на них обязательства, ограничиваются только агрономической составляющей, ну или производством муки. Вторая проблема в секторе переработки зерна — это низкая подготовка технических, инженерных специалистов. Основываясь на моем опыте, можно сделать вывод, что около 80% выпускников технических, аграрных вузов не владеют предметом. То есть де-факто зерноперерабатывающие предприятия, которые будут нанимать таких выпускников, должны еще и вложиться в повышение их квалификационного уровня. Это нерентабельно. Конечно, можно привлечь на проект по зернопереработке зарубежных высокооплачиваемых специалистов. Но, понимаете, они не всегда могут быть заинтересованы в передаче своего опыта нашим казахстанским сотрудникам. Любые знания — это капитал, мало у кого есть желание им делиться.
Еще одна проблема — в вузах, колледжах нет госзаказа на подготовку конкретного объема специалистов той или иной отрасли. Это касается и сферы переработки зерновых. И в результате мы приходим к тому, что некоторые специалисты с красными дипломами о высшем образовании торгуют на базарах.
Известны случаи, когда на предприятие по переработке зерна приобреталось европейское, китайское оборудование, но технологи не понимали, как с ним работать. Зачастую наши предприниматели закупают оборудование с каким-то гарантийным сроком, в течение этого гарантийного срока приглашаются иностранцы, которые обучают казахстанских операторов, как нажимать кнопки, если какой-то механизм не сработает. Все не так просто, обычно иностранные специалисты имеют свой райдер. Например, условия проживания в трех-, четырехзвездочном отеле, определенная скорость трафика интернета, соцпакет, высокий уровень зарплаты — это все огромные затраты для бизнеса. Намного эффективнее взращивать своих специалистов, это создаст инженерный пул и сформирует отрасль в стране.
— Насколько в настоящее время высока конкуренция на казахстанском рынке по переработке зерна?
— В Казахстане построены два завода по промышленной переработке пшеницы — это АО «БМ» и АО «Компания BIOHIM», оба они производят спирт. Первый завод выпускал пищевой спирт, водку, второй — топливный спирт (биоэтанол) и далее биобензины. У этих двух заводов побочным продуктом является клейковина — белковый комплекс зерна пшеницы, который имеет высокую маржинальность. К сожалению, оба предприятия не функционируют, хотя к BIOHIM проявляют интерес несколько компаний, в том числе и КазМунайГаз. Интерес КМГ связан с тем, что планируется производить бензин стандартов Евро-4 и Евро-5, в которые добавляют биоэтанол для снижения эмиссии угарных газов и увеличения октанового числа топлива.
— По вашим предположениям, почему проект «BIOHIM» потерпел фиаско?
— Думаю, что проект не состоялся по ряду причин — одна из них: завод был открыт до того, как появился Закон РК «О государственном регулировании производства и оборота биотоплива».
Приходилось выплачивать в бюджет акцизы как за пищевой спирт. В стране транзита — России в то время также не было никакого законодательства, регулирующего рынок биотоплива, приходилось депонировать огромные суммы в казначействе. Есть сложности в трансформации традиционного рынка ГСМ. Еще один нюанс — для того чтобы рынок биотоплива развивался, нужно реконструировать заправочные станции. На этот шаг пошли лишь единицы АЗС.
— Кстати, как насчет проекта по глубокой переработке зерна карагандинской компании «Номад»? В 2009 году с высоких трибун заявлялось, что завод будет производить сухую пшеничную клейковину (глютен), товарные сиропы, кормовые добавки. Около шести лет назад озвучивалось, что стоимость строительства завода по переработке зерна составит 6 млрд тенге. Голландия была готова покупать весь объем глютена. Есть ли у вас информация, предположения, почему этот проект не был реализован? И, может, вы знаете, запустили ли все-таки этот завод?
— В отношении компании «Номад» сведения лишь в части декларации намерений. Регион, где планировалось реализовать, очень перспективный, область индустриально развита, проблемы со специалистами можно быстро решить. Там же находится крупнейшая кондитерская фабрика — потенциальный потребитель крахмалопродуктов. Что касается голландской компании, это известная фирма, которая занимается и производством, и трейдерством продуктов переработки зерновых продолжительное время. Но вопросы реализации продукции решать через единственного покупателя нецелесообразно, есть риск зависимости от них.
Буду очень рад, если каждые полгода неожиданно начнут открываться заводы по глубокой переработке зерна.
— По нашей информации, генеральный директор группы «Верный капитал», известный предприниматель Ерлан Оспанов намерен построить завод по переработке зерна в Индустриальной зоне Алматы. Планировалась, что этот завод будет производить глюкозно-фруктозные сиропы, карамельную патоку, пшеничный глютен и корма для животных. Ранее озвучивалось, что данный проект потребует инвестиций в сумме до 100 млн долларов. Ввод производственного комплекса был намечен на начало 2018 года. Вам что-нибудь известно об этом проекте? С какими трудностями могут столкнуться г-н Оспанов и его команда? Нужны ли нам в целом такого рода проекты?
— Такого рода проекты не только нужны, но и необходимы. В стране надо построить 10−12 таких предприятий, так как только синергия создаст необходимый толчок развитию отрасли. Подход компании «Био Ондеу» (структурная единица инвестиционной компании «Верный капитал») основательный. Обычно от идеи до реализации проекта глубокой переработки зерновых проходит минимум 1,5−2 года. Остается пожелать им успехов в поиске кадровых ресурсов внутри страны. А их можно найти. Если говорить о трудностях — они характерны для стартапов. К примеру, это многочисленные согласования, сомнения и прочие факторы. К слову, в индустриальной зоне в Алматы созданы комфортные условия для таких проектов. Но имеются и трудности, это связано с логистикой и концепцией бизнеса. В части логистики сложности нужно решить прямо сейчас, так как вагонооборот более 1700 зерновозов в год (без учета отгрузки готовой продукции) в купе с оборотом вагонов других участников индустриальной зоны будет затруднен. По предварительным расчетам, за год будет несколько транспортных коллапсов на железной дороге. В отношении концепции — поделюсь на коммерческой основе.
— Известно ли вам о каких-либо проектах по переработке зерна, которые планируется запустить в ближайшие 3 года? Что это за проекты?
— В настоящее время в Казахстане заявлено около 11 проектов, которые нацелены на переработку пшеницы в крахмалопродукты. По моим данным, в СКО планируется запустить 2−3 таких проекта, в Костанайской области — 2, в Акмолинской области — 3−4 проекта, в Алматинской области — 2 проекта. Статус проектов преимущественно на уровне деклараций, намерений. Перечень компаний-декларантов имеется в областных акиматах.
— Какой конечный продукт намерены в итоге производить все эти заводы? Спирт?
— Нет, со спиртом не все хотят связываться. За счет переработки пшеницы можно получать глюкозные, фруктозные, мальтозные сиропы и другие крахмалопродукты. Но рынок сиропов в настоящее время сужается из-за того, что многие производители лимонадов используют либо сахар, либо его синтетические заменители. Это связано с тем, что синтетические заменители сахара дешевле глюкозных сиропов, дозировку заменителя сахара легче контролировать. Крахмал сам по себе и готовый продукт, и сырье для более глубоких переделов, таких как органические (лимонная, молочная, уксусная и др.) и аминокислоты (лизин, метионин, триптофан и др.), различные биополимеры.
— Рынок ЕАЭС достаточно противоречив. Многие аналитики сходятся во мнении, что из-за евразийской интеграции некоторые рынки переживают кризис…
— После создания ЕАЭС российским пивоварам стало сложнее работать, теперь они могут производить пиво только из солодовенного сырья, как в Германии. Ранее можно было использовать и мальтозный сироп — основу солода, кстати, ВНИИ крахмалопродуктов (РФ) обосновало возврат к технологии пивоварения с мальтозным сиропом, да и в конце концов все спиртосодержащие продукты не что иное, как крахмалопродукты (даже односолодовый виски, где на этикетках пишут single malt).
Рынок ЕАЭС в отношении крахмалопродуктов практически не изменился, это из-за отсутствия в Казахстане развитой зерноперерабатывающей отрасли.
— В Казахстане также вступили в силу такие же ограничения, как в России?
— Конечно, после того как мы вошли в Евразийский экономический союз все законодательные инициативы стали тиражироваться на все страны ЕАЭС, в том числе и на Казахстан. После того как РК оказался в ЕАЭС, мы сделали несколько шагов назад. По самым грубым подсчетам, в первый год вступления в евразийское экономическое пространство за счет разницы казахстанского и российского таможенного и налогового законодательства Казахстан ежемесячно терял значительные суммы (около 1,2 млрд). Сейчас, после унификации многих норм, ситуация немного скорректировалась.
Казалось бы, товары из Казахстана могут свободно импортироваться на рынок России. Но между тем как только пищевые продукты попадают на российский рынок, обязательно появляются какие-то препоны. Например, российская сторона предъявляет определенные санитарные требования к продукции из РК, это говорит о том, что на границе необходимы специальные лаборатории с арбитражными функциями. Такие вопросы не всегда получается решить в рамках какого-либо федерального округа РФ или области РК. Получается, что между Казахстаном и Россией не сформировался еще тот уровень доверия, который бы стер приграничные препоны. В Белоруссии среди стран ЕАЭС самая развитая пищевая и перерабатывающая промышленность. Предпринимателями Белоруссии в год на душу населения производится и потребляется больше мяса, чем в Казахстане: 72 и 63 кг соответственно. То есть шутка о том, что казахи находятся на втором месте по поеданию мяса после волков давно неактуальна. В Люксембурге на одного жителя приходится 136 кг мяса в год, в США — 125 кг, в Австралии — 121 кг, в Испании — 110 кг.
Но белорусское мясо совсем другой категории, коровы в Белоруссии в основном сидят на промышленном откорме. С учетом интереса посредника, 3−4 года назад белорусское мясо импортировалось в Казахстан по 600 тенге за килограмм, когда на рынке оно стоило 1200 тенге. Что представляет из себя промышленный откорм? Это когда коров кормят кормами из отходов пищевых и перерабатывающих заводов, буренки быстро набирают в весе, но качество их мяса падает. У нас же в Казахстане мясо очень качественное. Белорусская сторона в 2013—2014 годах не смогла реализовать свое мясо по 600 тенге, оно не пользовалось спросом, и такое мясо шло на промышленную переработку в колбасные изделия и консервы, где допускается добавление вкусо-ароматических добавок.
— Россия через санитарные лаборатории лоббирует свои интересы…
— Конечно, каждая страна защищает разными инструментами свой внутренний рынок. Однако чрезмерная политизация обычных рыночных отношений — путь тупиковый, на любой запрет найдется альтернативный рынок. В отношении казахстанского мяса и мясопродуктов нужно отметить, что сложившиеся вековые традиции выращивания животных обеспечивают высокие качественные показатели, соответствующие или превышающие некоторые зарубежные стандарты. Наше отечественное мясо можно отнести к экологически чистым продуктам. Такой продукт должен стоить соответственно, высокое качество — высокая цена. Кстати, как-то на международной конференции по овощеводству известный предприниматель Зейнулла Какимжанов заявил, что казахстанское мясо, выращенное нашим традиционным способом, должно стоит 5000−8000 тенге. То есть не 1200−1500 тенге за килограмм, а в несколько раз дороже. Я поддерживаю эту идею. Он привел пример, когда канадские компании, исследовав рынок Монголии на предмет интенсивного производства говядины, пришли к заключению что ни качество, ни технологии выращивания не соответствуют западным стандартизированным нормативам. Начали активную интервенцию племенного скота и технологий, но на выходе получили усредненное качество вместо ожидаемых претензий в премиум-сегмент. Более глубокое исследование показало, что именно традиционный способ выращивания скота кочевниками соответствует высоким требованиям качества. Сейчас такое время, когда мы можем воспользоваться образовавшимся «экологическим» трамплином, ведь китайские потребители априори считают казахстанские продукты экологически чистыми.
— А сколько казахстанское мясо, по вашим оценкам, должно стоить на внутреннем рынке?
— Около 7−8 тыс. тенге.
— Вы не считаете, что это очень дорого?
— Нет, 7 тыс. тенге за килограмм качественного мяса это не дорого. Это не цена в 7 тыс. тенге высокая, это у большинства казахстанцев заработная плата небольшая.
— Нурлан, как вы думаете, есть ли потенциал у рынка глубокой переработки пшеницы в Казахстане? Какие продукты переработки мы могли бы экспортировать? У каких стран, по вашим оценкам, будет высокий спрос на них?
— Потенциал промышленной переработки пшеницы в стране огромен, 2−3 млн тонн ежегодно. Урожай сезона 2016 года показал, что малейшие качественные колебания зерна (было много дождей, и это привело к снижению клейковины) тормозят экспортные потоки. Имея собственную товарную клейковину, производители муки могли бы нивелировать снижение качества. Казахстан может стать одним из лидеров на евроазиатском континенте по производству и экспорту зерновых крахмалопродуктов и глютена (клейковины). Мы уже упустили российский рынок пшеничного глютена, там доминирует Cargill (93% рынка), который покрывает внутренние потребности и экспортирует в Европу. Примечательно, что самую высокую цену на товарную клейковину заплатил казахстанский импортер: около 3 тыс. долларов за тонну при средней мировой цене 1400−1500 долларов.
Резюмируя вышесказанное, можно отметить, что, если в течение двух лет в стране не начнут функционировать крахмальные заводы на пшенице, мы упустим последний шанс быть страной с гармонично развитым агропромышленным сектором экономики и останемся сырьевым придатком индустриально развитых стран.
