Рустам, какие, на ваш взгляд, сегодня есть угрозы для Казахстана?
Если говорить на языке теории международной безопасности, угроз для Казахстана в настоящее время на самом деле нет. Скорее можно говорить о вызовах. Перед Казахстаном, как перед слабым государством, стоят ряд вызовов, а не угроз. Причем эти вызовы внутренние, как и бывает у слабых государств. Различие между угрозами и вызовами в данном контексте – различие между тем, насколько срочно нужно на них реагировать, и допустим ли при этом реагировании «переход» за рамки «обычной политики», определенной имеющимися нормами и правилами. Считается, что когда государство сталкивается с угрозами, оно получает право на «экстраординарные акции». Вызовы же предполагают продолжение работы в рамках имеющегося нормативного поля.
Если попытаться выделить основные вызовы, с которыми сталкивается Казахстан, прежде всего я бы отметил вот что: выражаются эти вызовы в том, что не все государственные органы, в том числе правоохранительные, работают на необходимом уровне. Сюда же примыкает и вопрос коррупции. Если уровень коррупции превышает определенный порог, то какие-то цели, которые стоят перед государством, могут быть не выполнены. Такая ситуация обозначается как инфраструктурная слабость государства. Второй вызов. Вообще, для слабого государства все проблемы так или иначе связаны с одним вопросом. Это оторванность государства от граждан и, соответственно, недоверие населения к государственной политике. Причем это приводит к тому, что государство критикуется только по причине своей оторванности от граждан. То есть это происходит даже тогда, когда объективных причин для критики нет. Третий вызов – другой момент, если говорить о внутренней политике, это обостренность дискуссии на этнические и национальные темы. Я бы сказал даже более широко – по идентификационным вопросам в целом. Насколько жестко и некорректно обсуждают эту тему, видно на каждом интернет-портале, где позволяют открыто оставлять комментарии. Словом, полемика бывает очень агрессивной. Второй и третий вызовы, как правило, обозначают как отсутствие идентификационной связанности. Все указанные вызовы так или иначе связаны с риском раскола. Другой внутренний вызов – возможный раскол элит.
Не могли бы вы объяснить, что имеете в виду под «слабым государством»?
Когда в 40-е годы прошлого века начали заниматься стратегическими исследованиями, то в качестве основных угроз для государств назывались внешние угрозы. Когда эта концепция развивалась и международные отношения стали выходить за рамки биполярного противостояния, то исследователи обратили внимание на другие страны, не относящиеся к «центру» международных отношений. Африканские государства в частности. Здесь был зафиксирован парадокс при всей искусственности государственных образований в Африке, созданных после крушения колониальной системы. Тогда эксперты увидели, что эти государства не воевали друг с другом и нападают друг на друга. То есть для них фактически не было внешних угроз. Но внутри этих государств очень много конфликтов. Таким образом, термины «сильное» и «слабое» государство не совсем оценочные. Просто сильным государствам угрожают внешние факторы, а слабым – внутренние.
То есть для Казахстана нет вызовов извне?
Нет, не совсем. Любое государство всегда сталкивается с внешними вызовами, но не всегда их можно обозначать как угрозы. Конечно, есть внешние факторы, на которые нам следует обратить внимание. Здесь ключевой вызов – пересмотр норм международного права. Последний прецедент – аннексия Крыма Россией. Но это не единственный пример.
Но остановимся пока на России. Если мы берем в целом российскую внешнюю политику по отношению к странам Центральной Азии, то мы можем говорить, что здесь есть элемент непредсказуемости, несогласованности. Отдельные сектора российской внешней политики внутренне не согласовываются. И это имеет место с 1990-х годов. Для нас Россия - это серьезный вызов. Да, это стратегический партнер, но вызовы, связанные с ним, есть. Однако это не значит, что мы вызов отторгаем. Это не значит, что это враг. Это наш партнер с какими-то системными характеристиками, в которых есть элемент вызова. И мы должны это учитывать, работать над этим.
Каким образом?
Прежде всего учитывать в рамках собственной внешней политики указанный фактор непредсказуемости. Второе – прилагать все усилия для закрепления международного права. По сути, это основной гарант международной безопасности Казахстана.
В этом направлении уже озвучивались некоторые инициативы. Например, от вырабатывающих органов звучали интересные инициативы. Говорилось, в частности, что Казахстану необходимо пересмотреть Будапештский меморандум. Звучала мысль, что здесь необходим более серьезный, новый договор. Но страна не может просто взять и выйти с такой инициативой, если не будет гарантий. Сначала идут не публичные переговоры, наработки. Потом могут выйти на публичный уровень. В общем, если эти процессы и идут, то не на публичном уровне. Ведь если страна что-то предлагает какую-то инициативу, а ее отвергают, то это потеря в плане престижа.
Видите ли вы вызовы со стороны других наших партнеров - Китая, Запада?
Да, как я уже говорил, любой партнер на международной арене является источником вызовов и рисков. Это можно обосновать и в отношении Китая, и в отношении так называемого Запада, и в отношении наших соседей по Центральной Азии. Очевидно, что все эти страны стремятся реализовать прежде всего свои интересы, и то, насколько они согласуются с национальными интересами Казахстана, – вопрос открытый. Тут можно вспомнить классическую фразу, сказанную относительно Великобритании, но применимую и к Казахстану: «У нас нет ни вечных союзников, ни постоянных врагов, но постоянны и вечны наши интересы, и защищать их – наш долг».
Что насчет терроризма? Сейчас из-за ИГИЛ об этом стали говорить все чаще. Да и без этой организации у нас несколько лет назад имели место теракты…
Как правило, на бытовом уровне сейчас любая насильственная акция начинает интерпретироваться как террористическая. Но это некорректно. Официально в Казахстане в последние годы зафиксировано не так много акций, которые рассматриваются как террористические. Так, в 2011 году, наиболее проблемном с точки зрения числа насильственных акций, как террористические рассматриваются только взрывы в Атырау, произошедшие 31 октября, и действия Кариева 12 ноября в Таразе. К ним примыкают заявления так называемых «Солдат Халифата». При этом важно понимать, что основания для роста радикальной активности в Казахстане также внутренние.
Здесь уместен такой вопрос: насколько «международным» террористам рационально совершать теракты здесь, в Казахстане? Мне кажется, им это абсолютно неинтересно. Мы находимся на периферии международных отношений. Здесь не будет отдачи от теракта, как в США или Англии. Они не будут обсуждаться мировыми СМИ с той же степенью внимания.
Что касается ИГИЛ, то это исключительно ближневосточная тема.
Но есть идеологический фактор. Например, люди здесь видят, что творит ИГИЛ, и думают, вот, смотрите, наши братья по вере смогли многого добиться в Ираке. И могут повторить их опыт.
