На днях российские СМИ сообщили, что Финляндия ощутимо сократила закупки российской нефти. Новость неожиданная: Хельсинки фактически не имеет своей нефтедобычи. Большинство комментаторов сходятся во мнении, что это - следствие перехода европейских стран на зеленую энергетику. Если это так, то всем экспортерам черного золота, особенно тем, чей рынок в значительной мере лежит в Европе, а это, как известно, в том числе и Казахстан, стоит серьезно обратить внимание на эту историю: частный ли это случай, или проявление тенденции? Прокомментировал эту ситуацию известный российский эксперт, руководитель московского Центра экологических инвестиций Михаил Юлкин.
- Михаил, в структуре выработки электроэнергии Финляндии нефть обеспечивает сравнительно немного, порядка 25%. Означает ли сокращение импорта из России, что финская энергетика быстро «зеленеет»? Если это так, то – факт значимый, учитывая, что речь идет о северной стране.
- Мне кажется, надо начинать разбирать эту ситуацию с другой стороны. Нефть это в основном не топливо для выработки электроэнергии, а топливо для транспорта. Поэтому снижение Финляндией закупок нефти в большей мере говорит о том, что что-то меняется в транспортном хозяйстве страны. Учитывая сегодняшнюю ситуацию, сложно сказать – результат ли это декарбонизации экономики и транспорта, или влияние пандемии через снижение общего пробега транспорта. Эти два фактора сегодня трудно разделить. Но, да, возможно, что отчасти это уже переориентация автомобильного рынка Скандинавии на альтернативные виды транспорта. В любом случае перед нами очередной опыт задуматься, и не только про Финляндию, но и про будущее рынка углеводородов в целом. И об экспорте их из стран-производителей. Сегодня о климатической теме не говорит только ленивый, в том числе в контексте изменения структуры транспорта.
- Вы считаете, что «толкать» эти процессы будет, в первую очередь, не энергетика, а транспортная сфера?
- Все вместе, и энергетика, и коммунальная сфера, но транспорт быстрее. Посмотрите, как активно развивается электрический транспорт, и это не только Tesla. В некоторых странах электромобили уже доминируют в структуре продаж. В прошлом году лидером была Норвегия, где около 80% продаваемых авто уже были на электрической тяге. В Китае этот процесс идет очень быстро, в 2020 году уже было продано более миллиона. Там строятся мощности по выпуску 8 млн электромобилей в год. И все это показывает, что рынок нефти и нефтепродуктов, скорее всего, претерпит изменения, и от повышательной тенденции перейдет к стагнации или даже к падению.
- Все 2000-е годы, когда электромобили начали более-менее активно из стадии концепт-каров переходить в сегмент массовой продукции, критики говорили, что этот процесс надолго споткнется о слабую инфраструктуру…
- Вот! Главный вопрос в том, успевают ли производители с созданием заправочных сетей. Те, кто смотрит дальше своего носа, работают в этом направлении очень активно. В Китае за последнее время создано, в том числе и с участием государства, 800 тыс. заправочных станций! И эта работа продолжается. Европа немного в этом отстает, но тоже не стоит на месте. Огромные деньги предполагает вложить в развертывание инфраструктуры для зеленого транспорта новая американская администрация. В любом случае быстрый прогресс электротранспорта неизбежен: за 10 лет электромобиль подешевел на 88%, есть прогнозы, что в ближайшие 5-7 лет он подешевеет еще вдвое. И станет по цене абсолютно конкурентоспособен с автомобилями на ДВС. А то и дешевле. Это очень сильно стимулирует рост парка таких авто.
- Понятно, что это ударит по спросу на нефть. Но насколько продолжительно и сильно? Смогут ли экспортеры отразить такой удар?
- В последние два года мы видели примеры падающего спроса, но все же экспортерам удавалось договариваться о совместных действиях на рынке, поскольку существует мнение, что рано или поздно спрос вернется на прежний уровень. А декарбонизация показывает, что этого не будет. И даже наоборот, мы будем каждый год наблюдать снижение цен. И тут уже никакие договоренности в рамках ОПЕК или ОПЕК+ работать не будут, потому что они, по определению, эффективны тогда, когда надо «распределить груз» временных сложностей, но не постоянно. Не думаю, что эти структуры будут эффективным инструментом в условиях систематического снижения цен. Когда станет окончательно понятно, что время нефтяного доминирования на энергетическом рынке заканчивается, среди экспортеров начнется война всех против всех, и шансов выиграть больше будет у тех, у кого себестоимость добычи нефти ниже. Это не про Россию и не про Казахстан. Кронпринц Саудовской Аравии в этом году уже сказал, что, по-видимому, к 2030 году Россия из 11 млн баррелей в сутки, как это есть сегодня, хорошо, если будет поставлять на рынок 1 млн. Но не потому, что будут исчерпаны ресурсы, а потому, что на падающем рынке российская нефть не будет конкурентоспособной. Российские официальные лица с этим полемизируют, недавно было опубликовано заявление некоторых из них, что у нас хватит нефти надолго. Но речь шла не о том, хватит или нет, а о спросе на нее. Я склонен больше смысла видеть в словах саудита. Это все, конечно, в равной мере актуально и для Казахстана.
Многие компании – BP, Total – тоже рисуют снижающиеся прогнозы, хотя спорят о сроках, но мы в любом случае говорим про это десятилетие. Это будет эпохальное событие. Но и другие энергетические рынки тоже находятся на грани нового тренда. Особенно это касается такого важного сырья для Казахстана и России, как уголь. Думаю, что ближайшая конференция по изменению климата в Глазго в значительной мере пройдет под знаком борьбы с углем. Такие попытки уже делались, но тогда угольщики смогли их отбить, а в этом году, на фоне фактического снижения потребления угля из-за пандемии, есть предпосылки, чтобы этот тренд закрепить, и получить в резолюции конференции, что с использованием угля пора заканчивать.
- А что про газ? У России это основной экспортируемый энергоноситель, у Казахстана, с расширением нефтедобычи, его объем тоже может, в принципе, вырасти.
- С газом тоже не просто. Видимо, еще определенное время он будет по-прежнему широко использоваться, но надо понимать, что и в этой сфере идут те же процессы. В Европе газ главным образом используется для отопления. Но принято принципиальное решение, что все новые проекты в сфере недвижимости должны реализовываться на основе зеленых энергоэффективных технологий. В основе этой инициативы лежит концепция энергопассивного дома. То есть такого, который не предъявляет спроса на энергию извне, а использует все возможные источники внутри себя, и, в частности, такую перспективную технологию, как тепловой насос. В Германии они сейчас строятся очень быстро, в больших количествах, и реновация существующего жилья тоже осуществляется с использованием этой технологии. Это фактически геотермальный источник, с использованием подземных вод. В России тоже был такой опыт, в городе Новошахтинске, но распространения не получил. А в Германии сегодня это доминирующая технология в сфере энергообеспечения зданий. Это означает, что в ближайшее время, с распространением этого опыта, мы будем наблюдать снижение спроса и на газ. На декарбонизацию европейцы готовы тратить деньги.
- Что на фоне этих, видимо, как показала та же история с Финляндией, ускоряющихся процессов, делать России и Казахстану?
- Перестать удивляться тому, как быстро это происходит, и попытаться встроиться в тренд. Реально заниматься диверсификацией экономики. Думаю, не так безнадежна ситуация, что в России, что в Казахстане. Но надо понять, что прошлого не вернуть, тот технологический уклад, который когда-то помог нашим странам подняться, уже канул в Лету, и надо искать себя в новых технологиях. Это зеленая энергетика, это зеленый водород. Казахстану, в первую очередь, надо что-то решать с углем – его роль в казахстанской экономике еще выше, чем в российской, и этим неизбежно придется заниматься. Иначе можно потерять доступ своей продукции на европейский рынок.