Казахстан проводит курс на гуманизацию уголовно-исправительной системы: амнистии признаны неэффективной мерой возвращения человека, преступившего закон, к полноценной жизни, расширена сфера применения наказаний, не связанных с лишением свободы. Вера в то, что осужденный может стать полноценным гражданином, должна стать доминантой – в этом уверен заместитель генерального прокурора РК Жакип Асанов. В интервью деловому еженедельнику «Капитал.kz» он поделился мнением: возвращаться к нормальной жизни нарушителям закона поможет труд, причем не только на собственных производствах при колониях, но и через альтернативные способы организации этого процесса. Например, через предпринимательскую деятельность.
– Жакип Кажманович, в середине декабря прошлого года прошел Форум тюремной реформы – третий по счету. Вы являетесь инициатором этой дискуссии. С чего начиналась тюремная реформа в Казахстане и почему возникла необходимость в ее проведении?
– В очень известной песне Макаревича есть слова: «Все было впервые и вновь». В независимом Казахстане их можно применить и к такой непростой теме – тюремной.
Получив тяжелый груз наследия СССР, Казахстан принял около 70 законов, направленных на совершенствование аспектов правоприменительной деятельности, на более широкое применение наказаний, альтернативных лишению свободы. Проведено восемь амнистий, значительно гуманизирована практика назначения мер уголовного наказания. За последние 12 лет число осуждаемых к лишению свободы снизилось в четыре раза. По данным Международного центра тюремных исследований, Казахстан по тюремному индексу с позорящего нас третьего места переместился на 31-е по итогам 2011 года. Казалось бы, задан правильный тренд. Но было и есть еще много подводных камней. Например, в том же 2011 году порядок и условия отбывания лишения свободы во многом сохраняли советский характер, наблюдалась стойкая динамика увеличения расходов на пенитенциарную систему.
Эти и другие вопросы требовали комплексных подходов. На первом Форуме тюремной реформы в 2013 году мы обозначили проект «Вместо тюрем – пробация и электронные браслеты». Периодически проводимые амнистии только временно решали проблему переполнения в колониях. Необходимо было системно решить вопрос улучшения тюремного индекса. Как результат, сейчас в мировом рейтинге мы поднялись до 57-го места и находимся на уровне Латвии, Эстонии, ОАЭ. На 100 тыс. населения – 231 заключенный. Это в три раза меньше, чем в советские годы. Если в 2013 году за решеткой сидели 70% всех, кто отбывал наказание, то сейчас – 50%. Доминирующим стало ограничение, а не лишение свободы.
На втором форуме мы обсудили еще один немаловажный вопрос – трудозанятость. Был запущен проект «Занятость в колониях», потому что безделье – это один из факторов деградации заключенных, он стимулирует иждивенчество и склонность к преступлениям.
Третий форум был посвящен масштабной и еще более сложной задаче – ресоциализации осужденных. Вернуть их в социум законопослушными – это наша обязанность перед налогоплательщиками.
– Вот уже 4 года в Казахстане не проводится амнистия, тем не менее «тюремное население» сокращается – сейчас менее 40 тыс. человек, на четверть меньше по сравнению с 2011 годом. За счет чего это происходит?
– Амнистии малоэффективны – это доказал наш проект «10 мер по снижению «тюремного населения». В дальнейшем Казахстан сможет вообще отойти от этого подхода.
Амнистия – это когда прощают оптом, без личной оценки каждого, поэтому, кстати, такое помилование уже не считают гуманным жестом власти: заключенные, вместо того чтобы работать над собой, исправляться, просто ждут юбилейную дату.
Статистика показывает: те, кто сейчас освобожден условно-досрочно, совершают преступления реже, чем те, кто раньше выходил по таким «акциям». Убийств, тяжких телесных повреждений, разбоев сейчас в 1,5 раза меньше, чем в советские 80-е, и в три раза меньше, чем в 1990-е. То, что у нас количество заключенных адекватно криминогенной ситуации, подтверждает и сравнение с Россией: у нас на 100 тыс. населения приходится вдвое меньше тяжких и особо тяжких преступлений. Поэтому в России и тюремный индекс выше – тоже в 2 раза.
Очередной процесс гуманизации законов продолжается в республике с 2010 года, старт ему дал глава государства в своем ежегодном послании. Что происходит? Снижается репрессивность уголовного законодательства, корректируется карательная практика, правосудие направляется в сторону гуманизации наказаний. Поэтому сейчас все больше осужденных остаются на свободе либо досрочно освобождаются из колонии.
Новый Уголовный кодекс декриминализировал преступления, не представляющие большой общественной опасности, расширил сферу применения наказаний, не связанных с лишением свободы. По отдельным преступлениям смягчены максимальные сроки лишения свободы. Это означает, что к лишению свободы следует прибегать только в исключительных случаях – когда это отвечает интересам безопасности потерпевшего и общества и соответствует процессу ресоциализации самого осужденного.
Криминальное прошлое – преграда везде. Знаете, сколько человек запросили справку о судимости в 2015? 1,5 млн – работодатели требуют ее у всех, даже у кандидатов в дворники. Сейчас, чтобы убрать этот барьер для трудоустройства, готовятся поправки в законы.
– Вы рассказывали, что раньше решение о том, выпускать заключенного досрочно или нет, принималось субъективно судьей, теперь, по новому Уголовному кодексу, заключенный заслуживает свободу сам. Чем была плоха прежняя практика и не порождает ли новый подход новые риски?
– По старому законодательству условно-досрочно освобождали редко, и это зависело от позиции суда и прокурора. Новый кодекс изменил эту практику: есть ряд условий, по которым заключенный может выйти условно-досрочно.
Если заключенный отбыл определенный срок, хорошо себя вел, не нарушал режим, возместил ущерб, то администрация учреждения должна направить в суд материалы с его ходатайством, а суд теперь обязан его выпустить. Такой подход меняет мышление осужденного и стимулирует законопослушное поведение. В этом и заключается положительная сторона. Конечно, риск того, что он может совершить новое преступление, сохраняется в любом случае. Но за этим должны следить службы пробации. От эффективности их работы зависит многое.
Главная идея «10 мер» – индивидуальный подход к каждому, свобода по закону и по заслугам. Безусловно, мы понимаем, что вся эта работа должна проводиться точечно, на основе анализа и прогнозирования возможных негативных последствий. Возможности государства в части обеспечения прав граждан и безопасности общества не должны быть «ослаблены».
– Какие меры ресоциализации, как вы считаете, нужно применять в Казахстане?
– Ресоциализация – это процесс повторной адаптации человека к системе ценностей, существующих в обществе. Это своеобразный процесс реабилитации, восстановления или укрепления прерванной ранее нормальной жизни. Это не какой-то феномен! Потребность в ресоциализации возникает у любой личности, даже когда речь идет о смене культурной среды, места жительства.
В криминологии доказано: наказание не всегда достигает своей цели, которая заключается в исправлении осужденного и предотвращении нового правонарушения. Сейчас, согласно передовым международным стандартам, основными мерами наказания – действенными в ресоциализации – считаются те, что не связаны с лишением свободы. И они должны применяться в первую очередь.
– Систему ресоциализации, как вы говорите, можно усовершенствовать без дополнительных бюджетных затрат – как это возможно?
– За счет повышения эффективности использования бюджетных средств. Сейчас в уголовно-исправительной системе вместе с охраной числятся почти 25 тыс. сотрудников, на каждого из них приходится 3 подучетных. Ежегодно на нужды УИС в бюджет закладывается более 50 млрд тенге. «Тюремное население» будет снижаться за счет тех мер, о которых мы говорим, – сэкономленные за счет этого денежные средства можно будет разумно распределять. Мы подготовили соответствующий план мероприятий с учетом тех аспектов, о которых я говорил выше.
– Вы верите в то, что индивидуальный подход к каждому заключенному и экс-заключенному по-настоящему поможет им победить «повелителя мух» внутри себя и стать полноценным гражданином?
– В обществе давно укоренилось убеждение: тот, кто побывал в тюрьме, испорчен навсегда. Большинство людей не верит в то, что заключенные могут приносить пользу обществу. Само общество, отторгая их, делает изгоями. В итоге такие люди способны вновь пойти на преступление, чувствуя, что терять больше нечего.
Есть три вещи, которые способны изменить эту ситуацию. В первую очередь нам нужно изменить общественное восприятие осужденных как потерянных для социума людей. Второй шаг – дать каждому осужденному уверенность, что он нужен обществу и за стенами колонии его ждут. И третье – создать эффективную систему ресоциализации.
Нужно брать примеры из жизни. Ведь предостаточно фактов, когда человек, отбыв наказание, возвращался к нормальной жизни и становился достойным членом общества. Поэтому вера в то, что осужденный может стать полноценным гражданином, должна стать доминантой. Остается только оценить готовность общества пересмотреть свои взгляды.
– Возможна ли такая практика в Казахстане, когда заключенным разрешают более широкие контакты с внешним миром, с родственниками, в том числе через интернет?
– Изолированному от внешнего мира человеку очень важно поддерживать связь с близкими людьми. Сейчас у заключенных есть право на свидание, телефонные переговоры, переписку. Но эти возможности ограничены периодичностью либо продолжительностью. Однако если мы решили идти по пути активной ресоциализации, то необходимо пересмотреть подходы в этом вопросе.
Приведу примеры того, какие «опции» предоставляются в разных странах. В России – онлайн-общение с семьей. В США на постоянной связи с осужденным находится один из членов семьи. Во Вьетнаме – если у родственников нет денег, им помогают приехать в тюрьму.
У нас тоже есть все возможности для внедрения новшеств. Например, широкое распространение интернета позволяет наладить онлайн-общение с семьей. Такую возможность можно предоставлять периодически в качестве поощрения за хорошее поведение. Перевод в колонию поближе к дому будет способствовать успешной ресоциализации осужденного. Для этого нужно пересмотреть ряд нормативных актов.
– В Казахстане, вероятно, не всегда есть возможность применять международный опыт. Если, например, в Сингапуре заключенному дается право работать на компанию, пока он еще находится в заключении, то у нас очевидны проблемы с занятостью у заключенных и экс-заключенных. Какие модели, по вашему мнению, применимы в Казахстане?
– Да, участие осужденных в социально полезной трудовой деятельности остается одной из серьезных проблем нашей пенитенциарной системы. Решение, как мне кажется, – это использование труда заключенных не только на собственном производстве при колониях, но и через альтернативные способы организации труда. Например, через предпринимательскую деятельность.
Если обратиться к опыту развитых стран, можно найти множество примеров эффективной организации труда заключенных, которые возможно внедрить в наших колониях. На последнем форуме я упоминал практику Англии. Там существует так называемый «нулевой контракт»: человек договаривается работать в те часы, когда он нужен. Такая организация работы позволяет экс-заключенным иметь одновременно несколько работ. «Нулевым контрактом» пользуются 2 млн британцев.
Что характерно для всех пенитенциарных систем зарубежных стран, так это обязательный учет личных склонностей заключенных, их стремление к труду и образованию. Вопросы трудоустройства бывших заключенных там также проработаны на законодательном уровне, и заимствование таких схем требует детального изучения. Все эти меры вполне могут быть реализованы в Казахстане и, если мы к этому придем, то, конечно, дадут эффект.
– Знаете, что привлекло особенно в тех цифрах, которые вы озвучивали? Что в колонии зашли 133 субъекта бизнеса. Что делает государство, чтобы привлечь предпринимателей? Приходится «заманивать» или, наоборот, наблюдается интерес со стороны МСБ?
– На втором Форуме тюремной реформы мы запустили проект «Занятость в колониях – 2017». Правительство приняло наш план действий из 14 конкретных мероприятий. После этого субъекты бизнеса начали активно проявлять интерес к вопросам трудозанятости в колониях. К настоящему времени их количество возросло в восемь раз. Работой они обеспечили 1764 заключенных, что составляет треть от показателя трудоустройства РГП «Енбек».
На сайте МВД открыта рубрика «Занятость в колониях». Там же размещена информация о выпускаемой продукции с ценовыми предложениями и производственными мощностями по каждой колонии. До населения доводится информация о производственных возможностях учреждений УИС и создании условий для привлечения малого и среднего бизнеса.
Осужденные же получили доступ на сайт Комитета УИС, где могут ознакомиться с такими обучающими проектами, как «100 дел для заключенных», «1000 бизнес-идей», «Истории успеха бывших заключенных» и иной полезной информацией.
Впервые 25 заключенных стали индивидуальными предпринимателями: кто-то разводит домашнюю живность, кто-то шьет обувь, некоторые пишут картины, мастерят сувениры – и все это внутри колонии. Благодаря этому в 2015 году сумма возмещенного ущерба выросла в два раза по сравнению с 2014 годом.
Законодательство позволяет людям, отбывающим наказание за решеткой, заниматься индивидуальной трудовой деятельностью на территории колонии, они могут регистрироваться в налоговых органах как ИП – в том числе через сайт электронного правительства (egov.kz).
Хочу отметить, что в то же время все еще не решен главный вопрос – передача производства под управление колоний. Вся производственная база находится у РГП «Енбек», которому вопросы исправления осужденных безразличны. Между тем есть стандарт ООН: производство должно быть в ведении администрации, так как именно она ответственна за исправление. Депутаты, которые знают эту проблему, разработали соответствующий законопроект для внесения поправок в законодательную базу.
– Получается, РГП «Енбек», учреждение, которое было создано для трудоустройства заключенных, менее эффективно вовлекает их в производственный процесс, чем бизнес со стороны? На ваш взгляд, чем это можно объяснить?
– В 1999 году производственная деятельность исправительных учреждений была передана в специально созданное РГП «Енбек». Государственное предприятие и его подразделения – это основные поставщики товаров, работ и услуг в колониях, они призваны обеспечить их нормальное функционирование.
Однако на практике хозяйственная деятельность РГП во многом сведена к посредническим операциям: товары закупаются на рынке у непосредственных поставщиков и перепродаются исправительным учреждениям по завышенным ценам. Это ключевой фактор неэффективного использования средств, выделяемых на содержание колоний. Госпредприятие обеспечивает работой лишь 17% заключенных. Поэтому сегодня производство в исправительных учреждениях сведено к минимуму, а работой обеспечено менее половины от всех трудоспособных осужденных и они получают за нее минимальную плату.
На втором Форуме тюремной реформы участники выработали рекомендации, как исправить положение. В их основе – необходимость наделения администраций исправительных учреждений прямым правом заниматься производственной деятельностью. Эти изменения, если вопрос будет решен положительно, могут быть закреплены в законодательстве, касающемся уголовно-исправительной системы.
– Почему Минэкономики и Минфин возражают против передачи производства под управление колоний?
– Министерство национальной экономики и министерство финансов считают, что данное предложение повлечет увеличение расходов и повысит нагрузку на республиканский бюджет, поскольку предполагается, что производственная база и штат сотрудников будут переданы учреждениям УИС. А это в свете сложившейся экономической ситуации и необходимости оптимизации бюджетных расходов на данном этапе представляется нецелесообразным.
Мы же полагаем, что такая ситуация возможна только в случае одномоментной ликвидации системы РГП «Енбек» и передачи его функций администрациям учреждений.
– Давайте поговорим о службе пробации в Казахстане – что она представляет собой сейчас?
– Служба пробации в Казахстане действует с 2012 года. Введена она была в усеченном виде и применялась только в отношении условно осужденных. После успешного пилотирования ее применение расширено. Первые практические результаты свидетельствуют об очевидных преимуществах института пробации и необходимости расширения круга лиц, в отношении которых она может быть применена в будущем.
В развитых странах пробация успешно используется на всех этапах – до суда, в тюрьме и после тюрьмы. В отношении подозреваемых лиц применяется досудебная пробация. При назначении наказания без лишения свободы – приговорная, с лишением свободы – пенитенциарная. И постпенитенциарная – после освобождения. К примеру, в Голландии, где население такое же, как у нас, заключенных меньше в 3,5 раза. Это достигнуто благодаря полноценной системе пробации.
К сожалению, у нас ни до суда, ни в тюрьме пробации нет. В идеале же надо вводить полный цикл пробации. У нас, например, вынуждены ждать, когда заключенный освободится, чтобы начать с ним работать. А почему нельзя работать с ним раньше, в колонии, пока не дошло до «точки невозврата»?
Сегодня 40% отбывающих наказание имеет две или более судимостей, 71% осужден на срок свыше 5 лет. В течение определенного времени после освобождения 4 из 10 снова оказываются в тюрьме. Психологи говорят: после 5 лет изоляции человек теряет все навыки жизни в социуме. Не все выдерживают: за последних четыре года – 154 суицида.
Поэтому нам надо вводить досудебную и пенитенциарную модели, как во всех развитых странах.
– То, что вы предлагаете, похоже на большой «переворот» всей уголовно-исправительной системы. Насколько это реально и что для этого нужно?
– Правовые реформы ни в коем случае нельзя расценивать как какой-то переворот. Проводимые в уголовно-исполнительной системе реформы – это прежде всего целенаправленное совершенствование законодательства и планомерный переход от устаревшего механизма к современной модели.
В первую очередь нам нужен сдвиг парадигмы, то есть изменение общественного восприятия осужденных как потерянных для социума людей. Второй шаг – дать каждому уверенность, что он нужен обществу и что за стенами колонии его ждут.
Что мы конкретно для этого предлагаем? Подключать неправительственные организации, они легче справятся с поставленными задачами – изменением мнения общества и изменением сознания бывших заключенных. НПО это под силу, потому что они мобильны, мотивированы, их подходы нестандартны, они не требуют сверхзатрат. И к ним есть доверие. Почему, например, в Усть-Каменогорске очень быстро закрыли центр реабилитации, который, подчеркну, был открыт на бюджетные средства? Потому что туда никто не пошел: весь персонал – в погонах.
Давайте снова взглянем на мировой опыт. США: гражданский сектор предлагает свои программы ресоциализации на специальном онлайн-ресурсе. Япония: действует программа волонтерства для службы пробации, рассчитанная на два года.
Наши НПО тоже готовы поддержать осужденных, и есть позитивные примеры. Если в 2014 году они помогли 4 тыс., то в прошлом – более 5 тыс. человек. Работающий в Кызылорде Центр ресоциализации за два года трудоустроил 534 освобожденных, в итоге рецидив снижен в два раза. В Астане Фонд реабилитационных технологий помог получить документы, открыть дело 600 экс-заключенным. Причем это стоило немного – 3 млн тенге, по 5 тыс. на каждого.
Но самое интересное, наши НПО, как правило, работают на зарубежные гранты. Государство же дает крохи: по 500 тыс. тенге выделили областные бюджеты в 2014 году. В нынешней экономической ситуации экономия необходима, причем жесткая – это факт. Но мне кажется, что можно было бы урезать отдельные расходы чиновников и финансировать НПО. Это дало бы неоспоримо больший эффект.
– Покамерное содержание – насколько это возможно в Казахстане? Как это может сочетаться, например, с практикой содержания заключенных в колониях ближе к дому?
– Разговорам о введении покамерного содержания уже больше пяти лет. Говорят, вот-вот начнется строительство тюрем на основе государственно-частного партнерства. Причина не в том, что никто не хочет строить за свой счет такие тюрьмы, желающие есть. Нужно только провести международный конкурс и выбрать инвестора.
Недавно представители Всемирного банка пообещали найти экспертов, помочь подготовить нужную заявку, устроить конкурс и сопроводить весь процесс строительства.
Бюджет также выделил деньги на первый пилотный проект по строительству в ЮКО новой тюрьмы на 1500 мест. По плану конкурсные процедуры займут два года (2016-17 гг.). Реализация этого проекта позволит получить необходимый опыт и потом построить тюрьмы во всех регионах страны. В долгосрочной перспективе их нужно построить 25. Это обеспечит отбывание наказания заключенным рядом с домом.
– Идея с электронными браслетами – есть ли все-таки у нее шанс на воплощение в жизнь?
– На сегодня более 60 стран мира активно используют электронные браслеты как альтернативную меру наказания. Правовая база для применения электронных браслетов создана 5 лет назад и в Казахстане. Но практическое исполнение находится не на должном уровне.
Для решения проблемы мы предлагаем использовать опыт Англии, Бельгии и Польши – аренду браслетов через конкурс. Преимущества такого подхода очевидны: затраты минимальны, один сотрудник сможет мониторить сотни подучетных, ремонт браслета за счет владельца. Есть претензии – договор расторгается.
Для иллюстрации экономического эффекта привету опыт Соединенных Штатов: расходы на электронный мониторинг обходятся там в четыре раза дешевле, чем обеспечение тюремного заключения.
Аналогичный подход возможен в будущем и в Казахстане. На содержание одного заключенного в год у нас уходит около 800 тыс. тенге. В СИЗО – больше 1 млн тенге. По сравнению с этим затраты на аренду браслетов существенно ниже.
