7 и 8 июня в алматинском ГАТОБ пройдет премьера оперы «Абай». Опера по мотивам романа Мухтара Ауэзова ставилась на протяжении 70 лет, но в начале июня зрителей и слушателей ожидает новая версия произведения. Какие именно изменения претерпел оригинал, о новом образе казахского поэта и возможности дальнейших премьер по казахской классике деловому еженедельнику «Капитал.kz» рассказал Алан Бурибаев, дирижер оперы «Абай».
- Какие изменения претерпела опера по сравнению с первым вариантом?
- Даже самый лучший вариант подвержен эрозии, он эволюционирует со временем. Это нормально в течение смены поколений возвращаться к образу Абая. У нас подрастает новое поколение казахстанцев, у них свой Абай, свое понимание, наша страна тоже развивается. Образ Абая это то, что нам всем очень дорого. Это наша величина номер один. Возвращение к нему и попытка понимать Абая это, можно сказать, делает нас теми, кто мы есть. И я не говорю только о казахах, а вообще обо всех казахстанцах, о тех людях, для которых его произведения, «Слова назидания», это те вещи, за которые мы готовы сражаться. Это наши идеалы.
Идея обновления оперы возникла давно. К ее воплощению я приступил еще на Западе. Потому что первый опыт постановки оперы об Абае у меня был в Германии, в 2012 году. Имея за плечами немецкий опыт и то, как восторженно постановку там приняли, я понял, что, наконец, я созрел, чтобы это сделать в Казахстане.
- То есть впервые опера в обновленном виде была поставлена в Германии?
- Нет-нет, это был абсолютно другой вариант, не тот, который мы готовим сейчас. В Германии у нас была другая постановка. Там действие было перенесено из ХIХ века в ХХ. В 1956 год, то есть через три года после смерти Сталина. К тому же для немецких режиссеров более важна была любовная линия двух молодых людей – Ажар и Айдара. Но для нынешней постановки мы привлекли других специалистов. Эта опера – «опера идей». Здесь любовная линия лишь предлог, чтобы показать противостояние Абая как человека? жившего в нашу Эпоху Просвещения, которая здесь наступила позже, чем в Европе. Но, тем не менее, это было, и было именно в лице Абая. В опере он как раз представляет либеральные идеи, а персонаж Жиренше – консервативные. При этом я не считаю, что в опере, как и у Ауэзова, есть однозначно негативные герои. В этом глубина либретто. Но Абай, повторяю, здесь выступает как однозначный западник. Что не удивительно, если учесть еще и то, что он активно переводил Байрона, Лермонтова, Гете, Пушкина.
Когда мы начали делать оперу в Казахстане, мы сразу обозначили для себя, что действие не будет перенесено в ХХ век. Вот в этом есть нечто воспитательное, необходимое молодому поколению. При этом, когда работаешь с образом Абая, существует опасность – боишься сделать его неживым. Потому что Абай, можно сказать, стал живым памятником. Наша цель, чтобы он не предстал перед зрителем эдаким монументом, вроде того, что стоит на пересечении «Абая» и «Достык». Нам не нужен разгуливающий по сцене старец, который всем читает мораль. Нам нужен живой образ Абая. Это не простая задача, учитывая, что у нас уже есть канонический образ Абая.
Второе. Ноты все были рукописные. За годы исполнения оперы там появились ошибки – где-то диссонансы, где-то что-то еще и т.д. Потому мне пришлось почистить рукопись, поставить акценты, знаки препинания, динамику. Это, собственно, то новшество, которое не видно зрителям, но слышно слушателям.
Что касается фабулы, то она та же, что и была всегда. То, что написал Мухтар Ауэзов, осталось нетронутым. Правда, мы добавили одну сцену, которой в предыдущих постановках не было. Это сцена заговора. Помните, когда кончается суд и Абай выигрывает его, благодаря своим ораторским способностям? Обычно на этом второй акт заканчивался. На мой взгляд, это давало ощущение ложного конца оперы. Тем не менее сцена заговора делает сюжет более интригующим, зритель задается вопросом, – что будет дальше? На этой ноте, на ощущении, что не все закончилось хорошо, завершится этот акт. Мы полностью восстановили эту сцену, ее не ставили 20 лет. В этом смысле это новшество. Но, с другой стороны, это возвращение к оригинальному замыслу авторов.
Еще одно новшество заключается в том, что на сцене будут использованы современные технологии. И мы тоже не должны закрывать глаза на тенденции, которые есть в Европе, США, Азии. Кроме красочных декораций, сделанных вручную, будут еще и видеоинсталляции. По-моему, это будет первая казахская оперы, в которой будут использоваться такие технические приемы. Тем более я хочу, чтобы и молодые люди приходили в театр – приходили и видели, что театр тоже развивается, не стоит на месте.
- Оперу писал ваш прадед Ахмет Жубанов в соавторстве с Латифом Хамиди. Теперь вы работаете над ней в качестве дирижера. Тем более пытаетесь обновить, сделать так, чтобы она зазвучала по-новому.
- Это, конечно, очень личное. К сожалению, я не был с ним знаком, но я знакомлюсь с ним благодаря партитуре. Я вижу партитуру, и вижу, какая у него была лиричная, сильная душа. Что интересно, опера писалась в очень сложные времена, это 1944 год. В это произведение он вложил личные переживания того времени. Его родной брат, Кудайберген Жубанов, выдающийся лингвист, был расстрелян в 1937 году. Позже тоже последовали репрессии. Сам Ахмет Жубанов пережил три волны репрессий. Но, несмотря на это, он остался композитором, продолжал писать. Более того, работал над оперой о своем герое – Курмангазы. Вообще, можно сказать, что, как Ауэзов открыл для нас Абая, так Жубанов открыл для нас Курмангазы. К сожалению, он не успел завершить это произведение. Закончила его дочь, Газиза Жубанова, но это уже совсем другой музыкальный язык. В общем, репрессии сделали свое дело. Жубанов по состоянию здоровья был вынужден работать с куда меньшим усердием, чем прежде, они лишили его крыльев. А так, кто знает, может быть, у нас было бы еще несколько шедевров этого гениального композитора.
- Вы уже сказали, что в Германии, правда, в другом виде, тепло приняли оперу об Абае. Как вы думаете, вариант, над которым вы сейчас работаете, будет пользоваться успехом в Европе?
- Да, мне кажется, что это вполне экспортный вариант. Тем более если будет финансовая поддержка, этот спектакль пройдет на ура. Правда, больше я ничего по этому поводу не скажу. Я человек довольно суеверный. Поэтому мы сначала сыграем премьеру, а там будет видно.
- Есть ли у вас планы касательно других постановок по произведениям Жубанова? Может быть, есть планы поставить «Курмангазы»?
- Знаете, честно говоря, я приглядываюсь к «Толегену Тохтарову» (вторая и последняя опера Ахмета Жубанова и Латыфа Хамиди), произведению с военной тематикой. К 70-летнему юбилею Победы это было бы актуально. Хотя, признаюсь, юбилей лишь один из предлогов. Меня и так интересует этот второй опыт совместной работы Жубанова и Хамиди. Что касается «Курмангазы», то эта работа – в дальнейшей перспективе. Я считаю, что лучше идти в хронологическом порядке, и если работать над операми Ахмета Жубанова, то именно таким образом. Это касается таких больших жанров, как опера, потому что ты должен видеть музыкальную и гармоническую эволюцию композитора.
Вообще, я постоянно играю казахскую музыку, где бы я не был. Скоро я еду в Осаку, где я буду главным приглашенным режиссером, в позапрошлом было четыре концерта, в Голландии мы играли отрывки из Жубанова, вскоре, надеюсь, в городе Хиросима мы сможем сыграть «Хиросиму» Газизы Жубановой.
