В связи с отмечаемым на этой неделе Днем финансиста «Капитал.kz» обратился к Анвару Сайденову, возглавлявшему Национальный банк РК с 2004 года по январь 2009 года, за оценками побед и поражений казахстанской банковской системы.
— Анвар Галимуллаевич, каковы, по-вашему, главные достижения и неудачи в денежно-кредитной политике и регулировании за годы суверенитета?
— Думаю, что хотя сейчас распространено критическое отношение к «лучшей финансовой системе СНГ», все равно был период — вторая половина 90-х — начало двухтысячных, — когда было чем гордиться на самом деле. Это и внедрение международных стандартов, и активное привлечение иностранных игроков на наш финансовый рынок. Ну и болезненное сокращение количества банков с более чем 200 до 50, затем до 30. Если говорить о Нацбанке как о регуляторе, эти достижения нельзя перечеркивать. Другое дело, что целый ряд субъективных и объективных факторов привел к тому, что наша банковская система находится в том состоянии, в каком мы ее видим сейчас.
Выделение надзора в отдельное агентство в свое время было серьезным структурным изменением. Опять же какие-то недоработки самого АФН привели к тому, что оно было возвращено в лоно Национального банка. Для этого были субъективные предпосылки, но возникший вследствие этого конфликт налицо, в виде, например, того конфликта интересов, с которым сталкивается Нацбанк, будучи регулятором и одновременно крупным игроком на финансовом рынке. Есть более локальные достижения, о которых можно упомянуть, например, то, что построенная платежная система в свое время также признавалась лучшей на постсоветском пространстве. Важным было и внедрение различных механизмов и институтов финансового сектора, той же системы гарантирования депозитов, жилстройсбережений.
Говорить о денежно-кредитной политике, конечно, сложнее, поскольку в курсовой политике других важных «центробанковских» направлений мало чем можно похвастаться. Хотя можно отметить достаточно серьезный переход к инфляционному таргетированию, как бы его ни критиковали сейчас. Определенные шаги в данном направлении предпринимались. Отметил бы еще создание Национального фонда как очень важный шаг — это, конечно, достижение не только Нацбанка, но и руководства страны и экономического блока в целом. Думаю, что это было очень значимое решение, существование Национального фонда и его роль в тяжелые времена нельзя недооценить. Прорывом стало и создание накопительной пенсионной системы. Эта реформа также прошла очень тернистый путь шараханий из крайности в крайность, но мы ее внедрили опять же первыми в СНГ по достаточно прогрессивным моделям — это была очень серьезная подвижка. Наши реалии привели к тому, что пенсионная система была под таким грузом проблем, что пришлось делать кардинальные изменения. Насколько они были правильными — отдельный большой вопрос. В какой-то степени можно говорить о достижении определенного статуса Национального банка. Больше, конечно, о временах, когда его возглавляли Даулет Хамитович Сембаев, Ораз Жандосов, Григорий Марченко. Тогда авторитет института был очень высок, и к нему прислушивались не только наш истеблишмент и руководство страны, но и население в целом. Думаю, это было очень важно.
Неудачи — это как раз те девальвации, которые происходили. Среди них были крайне необходимые, например, переход к свободно плавающему обменному курсу 1999 года. Это был взвешенный шаг, хотя, по некоторым оценкам, возможно, осуществленный с небольшим опозданием. Если оценивать последние девальвации, то механизмы реализации, влияние на экономику и конкурентоспособность наших предпринимателей были далеки от идеала. И, вспоминая неудачи, нельзя не упомянуть о росте внешнего долга банковского сектора накануне кризиса 2008−2009 годов. Наверное, в этом все же была доля вины регулятора и надзора. Последствия тех ударов, которые получила банковская система, не преодолены до сих пор, банки и сейчас не вышли из той ситуации. То, в каком состоянии находится ряд секторов — строительство, рынок недвижимости, — все это следствие упомянутых просчетов.
- Какие ваши решения ретроспективно кажутся наиболее удачными и что хотелось бы изменить, будь такая возможность?
— Наверное, правильнее говорить не о каких-то личных решениях, принимаемых в период руководства Нацбанком, а о тех событиях, в которых участвовал. Могу вспомнить про получение Казахстаном первого инвестиционного рейтинга и размещение первых еврооблигаций в 1996 году. Тогда, хоть и на последнем этапе, подключился к этому процессу. Это был знаковый момент, мы это сделали раньше России, ненамного, но все-таки. Еще могу упомянуть, что принимал участие в выделении Агентства финансового надзора из Нацбанка. Это и большой опыт, и в целом я до сих пор оцениваю это решение как правильное. Тогда я курировал надзор как заместитель председателя Нацбанка, а Елена Бахмутова была директором департамента финансового надзора, общего для всего финансового рынка. Мы как раз работали над тем, на каких принципах должно выделяться агентство, как оно должно финансироваться, какой будет структура и в конечном итоге даже в какое подразделение пойдет каждый сотрудник. Считаю, что создание АФН нельзя назвать однозначной удачей, но это было важное событие, в котором также довелось принимать участие. Есть еще одно достижение, может быть, моя личная роль там была больше, но, с другой стороны, реакция людей и освещение в СМИ были смешанными — это ввод новых тенге 2006 года. По-прежнему очень люблю этот банкнотный ряд. Был вовлечен в этот процесс с нашим дизайнером и банкнотной фабрикой очень сильно, хотя это, может быть, не совсем правильно. Уважаемый Ораз Жандосов меня за это критиковал, считая, что председатель Нацбанка не должен так погружаться в процесс печатания банкнот. Какие-то изобразительные решения, быть может, не были идеальными, но считаю, это был удачный шаг Национального банка, получивший признание. Десятитысячная банкнота тогда была признана лучшей на проводившемся впервые конкурсе, в котором участвовало все международное банкнотное сообщество. То, что мы стали первыми чемпионами, вызывает большое удовлетворение.
Что хотелось бы изменить? Если говорить о чем-то совсем уж личном, то серьезно бы подумал, идти ли мне в БТА после Национального банка в 2009 году. Это была очень тяжелая и, признаюсь, неблагодарная работа. Не могу сказать, что она полностью завершилась успехом, хотя две реструктуризации, которые удалось провести, были достаточно жесткими для кредиторов. Для банка это тоже был успех, но сама проблема БТА Банка присутствует до сих пор и полностью не решена. И, конечно, в 2009 году никто не представлял масштабы и сложности тех задач, которые все еще существуют.
И, возвращаясь к кризису 2007−2009 годов, я в Нацбанке, а также руководство АФН видели какие-то риски и предпринимали промежуточные шаги, чтобы дестимулировать внешние заимствования. Нацбанк повышал минимальные резервные требования, АФН вводило требования по открытой валютной позиции и ограничения по заимствованиям. Но барьеры для дешевых ресурсов фондирования, которые поступали, а потом неэффективно вкладывались, преимущественно в недвижимость, создать не удалось. Не знаю, можно ли даже с имеющимся нынешним знанием вернуться в ту ситуацию и как-то все предотвратить. На последнем Конгрессе финансистов, который состоялся в 2006 году, шли очень бурные обсуждения по этому поводу. С одной стороны, была точка зрения регулятора, а с другой — крупнейших банков, которые считали, что с помощью этих заимствований и вложений в конкретные секторы поддерживается экономический рост. По итогам той давней дискуссии не было принято однозначных решений.
— Что сейчас происходит в банковском секторе, на ваш взгляд, — кризис, стагнация или устойчивый рост? Почему одни игроки чувствуют себя очень хорошо, а другие — очень плохо. И почему обострение ситуации с банками началось именно сейчас (Казинвестбанк, Delta Bank, Казком, Bank RBK)?
— Все это, наверное, последствия 2008−2009 годов, хотя, думаю, во многом то, что произошло с нашими банками в 2008—2009 годах, и то, что они расхлебывают до сих пор, это было связано с тем, как выстраивалась наша банковская система. И тот кризис высветил все ее слабые места. Назвал бы сегодняшнее состояние попыткой преодоления кризисных явлений, которые все равно продолжают присутствовать. Возьмем такой очень важный вопрос: принципы корпоративного управления — взаимоотношения акционеров, советов директоров и менеджмента в банковском секторе. Еще по итогам кризиса 2008 и 2009 годов на примере БТА озвучивался тезис о том, что не были совершенны процедуры корпоративного управления, не было «стены» между менеджерами и акционерами. Думаю, это во многом связано с тем, что в наш банковский сектор акционеры приходят не для того, чтобы получать просто дивиденды от банковской деятельности. Последние события как раз подтверждают: у собственников интерес к банкам связан с финансированием своих собственных проектов. Пример очень многих институтов это доказывает. Сам по себе банковский сектор с точки зрения зарабатывания дивидендов в наших условиях не слишком привлекателен. Наши банки, даже крупные, во многом строились таким «феодальным» образом. Институт должен работать на «хозяина», а все остальное практически является побочной функцией. Крайне важно также вспомнить, на каких ресурсах росли наши банки. Зависимость от государства всегда была очень велика. В определенные периоды дешевых внешних заимствований, высоких рейтингов страны она снижалась. После 2008−2009 годов у нас произошло заметное огосударствление экономики, и основное фондирование стало происходить через нацкомпании, госхолдинги, государственные программы, и доступ к этим ресурсам превратился в очень важный источник благосостояния наших банков. Депозиты физических лиц, конечно, играли определенную роль, но не главную. Если говорить о тех банках, которые перечислены, то общей чертой как раз является то, что любой ценой, правдами и неправдами, привлекались средства государственного и квазигосударственного секторов. Когда возникло противоречие с точки зрения целей собственников банков и тем, как происходило фондирование, как раз и возникали проблемы, и «феодализм» в очередной раз показывал свой «оскал». Понятно, что это происходило в основном с банками второго эшелона. Казком — это отдельная история. Он нес на себе груз БТА, и того, как была структурирована сделка по его приобретению.
Какого-либо шокового обострения в секторе в последние годы ведь и не происходило. Просто проблемы, которые никуда не исчезали, высвечиваются в одном или в другом банке, когда под влиянием объективных и субъективных причин то обостряется ситуация с ликвидностью, то проблемный кредитный портфель переходит определенные разумные пределы управляемой ситуации.
— Теперь и с точки зрения фондирования на сектор будет оказываться давление в сторону укрупнения?
— Укрупнение само по себе также не является панацеей. Говорить, что какие-то банки очень хорошо себя чувствуют, сложно. Наверное, кто-то более или менее спокоен. Если исключить «дочек» глобальных игроков или российские банки, у которых специфическая бизнес-модель и доступ к ресурсам, то, конечно, «Халык» выделяется. Но в то же время большую часть своей прибыли он заработал в прошлом году не за счет кредитования, а за счет доходности своего портфеля госбумаг. То есть проблемы связаны как с тем, что коренится внутри самих наших банков, так и с нашей экономикой, не создающей благоприятных предпосылок для оздоровления банковского сектора. В каждом из этих банков можно найти и какие-то специфические сложности, допустим, в Delta, ситуацию в зерновом бизнесе. Поэтому считаю, что посткризисное тяжелое состояние не преодолено.
Как кредитор последней инстанции и обладатель ресурсов ликвидности Нацбанк в рамках программы обеспечения финансовой стабильности предпринимает правильные шаги. Другой вопрос, что у многих возникает впечатление, что в капитал банков вливаются бюджетные средства, но, во- первых, они возвратные, а, во-вторых, Национальный банк с точки зрения эмиссии денег играет особую роль, которой должен периодически пользоваться. Ситуация в банковском секторе, конечно, непростая, и как долго продлится этот период, сложно предсказать.
— Извлечены ли в полной мере банковским сектором уроки из кризисов?
— Думаю, наши банкиры — достаточно профессиональные финансисты, умные люди. Проблемы довольно большому количеству людей были ясны еще тогда, в 2008—2009 годах. С этой точки зрения вынесение уроков, наверное, произошло. Но полномасштабно завершить работу над ошибками не удалось. Это очень трудно сделать, потому что рамки, в которых существуют наши банки, — это прежде всего структура экономики, и каналы, по которым поступают ресурсы, поменялись не очень сильно. Вера в то, что государство протянет руку помощи и через денежные каналы, другие способы, окажет поддержку бизнесу и банкам, очень велика. Надеяться на то, что все сделает сам рынок, опрометчиво, поскольку этого свободного рынка давно уже нет даже в старых рыночных экономиках. Поэтому ответ — и да, и нет. Но это всегда так, даже если выводы сделаны, самое сложное — реализация. Наша экономика все равно является транзитной, нет истории институтов и рыночных сил, которые бы могли изменить ситуацию. Оптимизм все равно присутствует, сам сталкиваюсь с поколением молодых, очень образованных финансистов. Примерно то же происходит на государственной службе.
Как бы грустно это не было, себя приходится относить к другому поколению, которому остается уже только советовать. Хотя, наверное, в любом возрасте люди способны на реализацию самых фантастических проектов.
