Четвертый месяц работы Евразийского экономического союза (ЕАЭС) подошел к завершению. Эксперты и экономисты еще не определились – больше вреда или пользы приносит это объединение, а международные институты считают, что продолжающийся кризис, усиленный санкциями в России, негативно сказывается на странах-участницах. Желание подорвать доверие к этому объединению со стороны остальных государств или очевидные факты? Для того чтобы оценить работу ЕАЭС, «Капитал.kz» обратился к нашему соотечественнику, который на протяжении долгого времени работает в Беларуси в международной компании «Альпари», Вадиму Иосубу. Представляем взгляд из Беларуси на ЕАЭС, торговые войны, конкурентную девальвацию.
- В Казахстане периодически разгораются споры относительно торговых войн между РФ и РК. Аналогичные отзывы доносятся и из Беларуси. Как вы считаете, существует это явление в наших странах?
- Торговые войны – это несколько преувеличенное и эмоционально нагруженное название. Но тем не менее проблемы в торговле между членами ЕАЭС, очевидно, есть. Скорее всего, их корни лежат в том, что изначально объединительные проекты задумывались как политические или геополитические образования, а экономические последствия не до конца просчитывались. Первоначально в рамках Таможенного союза, а сейчас и ЕАЭС, было продекларировано свободное движение товаров между странами-участницами. Звучит это хорошо, но в реальности выглядит иначе. Во-первых, изначально были определены изъятия из полного списка некоторых товаров. Например, об энергоносителях речи не шло сразу, решение этого вопроса оставили на потом. Во-вторых, многие предприятия оказались не готовы к общему рынку внутри объединения и в процессе конкуренции стали испытывать проблемы и жаловаться своим национальным регуляторам. В России, например, компании сетовали на дешевое молоко и молочные продукты из Беларуси, поэтому регулярно возникали нетарифные ограничения, связанные с санитарным, фитосанитарным контролем. Иначе говоря, отдельные предприятия используют свой национальный административный ресурс, чтобы чинить эти препоны. То, что в результате, получается, и принято называть торговыми войнами. Можно ожидать, что они еще будут между нашими странами.
- Создание ЕАЭС спустя почти 4 месяца вызвало массу нареканий. Как вы оцениваете идею ЕАЭС с экономической точки зрения?
- К сожалению, положительную оценку участия в этом союзе для экономик стран-участниц дать сложно по одной простой причине: за последние два года товарооборот между ними только снижается. Это, в принципе, можно списать на внешние причины: падение цен на нефть, ухудшение геополитической обстановки, но факт остается фактом. То, что продвигалось как способ увеличения рынков сбыта для каждой из стран, по факту обернулось сокращением товарооборота. Можно искать причины и оправдания, но результат на сегодняшний день печальный и одновременно красноречивый.
Фактического выигрыша от этих интеграционных объединений пока ни одна страна на себе не почувствовала, и, возможно, возвращаясь к предыдущему вопросу, это связано и с тем, что продекларированная свобода передвижения товара между странами зачастую натыкается на препятствия. Если бы их не было, экономики могли бы на себе почувствовать какой-то положительный результат. Но пока его нет.
- Сказалось ли падение российского рубля на белорусской экономике?
- Сказалось и очень ощутимо. Дело в том, что российский рынок занимает порядка половины всего белорусского экспорта, в частности, в Россию идет весь поток белорусской продукции сельского хозяйства, машиностроения (трактора, МАЗы), металлообработки и т.д. Сильное падение российского рубля резко сделало белорусскую продукцию на рынке РФ неконкурентоспособной по цене. Соответственно, резко снизился экспорт из Беларуси, уменьшились и поступления валютной выручки. Те предприятия, которые были ориентированы в первую очередь на экспорт в Россию, сегодня либо продолжают наращивать складские остатки, либо просто останавливают свои конвейеры.
- Реагирует ли на это правительство Беларуси, возможно, через государственные программы или иные инструменты поддержки производителей?
- Беларусь всегда славилась наличием госпрограмм по поддержке экономики. И сейчас наконец-то признано, что именно они являются одним из главных источником наших экономических бед. У нас традиционно поддерживаются и дотируются госкомпании и сельское хозяйство, в основном в виде колхозов и совхозов. Осуществлялась эта помощь за счет эмиссионных и квазиэмиссионных источников. В результате в стране опережающими темпами росло количество денег в обращении и уровень инфляции. По последнему показателю Беларусь занимает первое место в СНГ и Европе. Плюс в конце прошлого года в стране произошла сильная девальвация – третья за последние пять лет. Это основные итоги действия государственных программ по поддержке экономики.
- Насколько девальвировал белорусский рубль в конце года?
- За несколько недель конца декабря – начала января по отношению к доллару он подешевел примерно на 40%. Хотя с тех пор белорусский рубль укрепился. Но это в первую очередь связано с режимом курсообразования, а именно привязкой белорусского рубля к валютной корзине, то есть удешевление доллара в Беларуси, которое наблюдалось с середины января, было связано с укреплением российского рубля к доллару. В результате курс российской валюты на нашем рынке растет, а доллар и евро падают, и, соответственно, стоимость валютной корзины с начала года остается более или менее стабильной.
- В продолжение этого вопроса: многие эксперты считают, что после вступления в ЕАЭС мы столкнулись с так называемой конкурентной девальвацией…
- Стоит понимать, что в каждой стране особая ситуация, всех под одну гребенку сложно подвести. Но, если к слову «девальвация» подходить строго и формально, то оно применимо только к странам, где действует фиксированный режим курсообразования. Это сейчас происходит в Казахстане, до недавнего времени существовало и в Беларуси. По факту такой режим функционирует в Китае и ряде других стран. При таком подходе правительства и центробанки административно решают вопрос о том, сколько будет стоить валюта, и опять же этим своим административным решением допускают резкое снижение национальных валют. Например, то, что произошло в России, не совсем корректно называть девальвацией, поскольку здесь действует плавающий валютный курс и российский рубль падал к доллару не потому, что так решил Банк России. Он снижался на бирже под давлением спроса и предложения, под воздействием рыночных факторов. То есть процессы на российском валютном рынке, где действует свободное курсообразование, отличаются от тех разовых скачкообразных девальваций, которые присущи казахстанскому или белорусскому рынку.
Когда говорят о конкурентной девальвации, обычно имеют в виду, что руководство страны намеренно идет на такой шаг, чтобы улучшить конкурентоспособность своей экономики и экспорта. Если взять в пример Беларусь, могу сказать, что наши власти не сделали это добровольно и сознательно с целью улучшить экспорт. Это была вынужденная мера. В ситуации с фиксированным валютным курсом, если происходит девальвация у соседей, власти вынуждены проводить девальвацию, если не могут поддерживать стабильность своей национальной валюты. Ведь для ее поддержки они должны тратить золотовалютные резервы. Если же эти ресурсы начинают быстро сокращаться – как это произошло в конце прошлого года в Беларуси, – то правительство и Нацбанк вынуждены проводить разовую девальвацию следом за девальвацией в соседних странах и отнюдь не потому, что им этого хотелось. Вообще, эта мера не популярна – она приводит к обнищанию населения и росту инфляции. Будь у властей возможность сдержать эту девальвацию, они бы с удовольствием это сделали.
- Принесла ли какой-нибудь эффект девальвация, помимо обнищания населения?
- Тут нужно оценить ситуацию, которая предшествовала девальвации. В середине декабря прошлого года начался значительный отток валюты из страны, люди стали активно покупать автомобили и бытовую технику в России. Это спровоцировало высокий спрос на иностранную валюту, и буквально за несколько дней в середине декабря на пике валютной паники население скупило на чистой основе несколько сотен миллионов долларов – что для Беларуси очень большая сумма. Вслед за этим началась массовая конвертация депозитов в белорусских рублях в валютные. За несколько дней это привело к тому, что в обменниках не осталось валюты, возник полный дефицит, а банки со своей стороны не могли выдавать валютные вклады. Ситуация крайне обострилась, и банковская система была близка к краху. В ответ на это власти и провели разовую девальвацию. Но осуществили ее, кстати говоря, очень хитрым способом. Решили не называть ее девальвацией, а ввели 30%-ный налог на продажу валюты для юридических и физических лиц. Официальный курс не изменился, но при этом покупали валюту по старой цене на бирже и у населения, а продавали по старой плюс налог 30%.
Позже правительство в три шага уменьшило налог, каждый раз снижая его на 10%. Официальный курс валюты при этом стал расти. Фактически состоялась одномоментная девальвация на 30%, но с юридической точки зрения ее не было. Тем не менее резкий рост стоимости валюты уменьшил спрос на нее, в результате ситуация на рынке нормализовалась – период дефицита закончился. Поэтому как способ выхода из критической ситуации такой метод сработал.
- Вопрос девальвации актуален и для Казахстана…
- Режим фиксированного курсообразования, который действует в Казахстане, имеет ряд проблем. Одной из главных является то, что какой бы ни был курс доллара к тенге, всегда будут те, кто заинтересован в том, чтобы провести его девальвацию. Это, например, экспортеры. С другой стороны, найдутся те, кто против, – это импортеры и население. Всегда будут разные интересы разных групп. Второй вопрос: если и девальвировать национальную валюту, то как – на 5%, 10% или 30%? Ответить на него тоже невозможно – в любом случае те, кто выступал за девальвацию, будут считать, что недостаточно девальвировали.
Единственный выход из этой ситуации – переход к плавающему курсу. В этом случае с правительства и Нацбанка снимаются сразу два вопроса: надо ли девальвировать тенге и, если девальвировать, то насколько. Эти вопросы самостоятельно отрегулирует сам рынок с учетом интересов всех участников. Рынок – тот механизм, который оптимальным образом сбалансирует эти противоположные мнения. Это, конечно, не идеальный инструмент, но пока это лучшее, что придумало человечество.
- После апрельских выборов президент Нурсултан Назарбаев отметил, что будем переходить к плавающему курсу...
- По сути, это единственный выход. То, что у вас обсуждается сейчас, в Беларуси муссировалось весь прошлый год вплоть до обвала в конце года. Вопрос для нас стал актуальным после того, как в Казахстане произошла девальвация, обрушилась гривна, упал российский рубль и весь год велись активные споры среди аналитиков, экспертов, экономистов. Наиболее ответственные люди предлагали перейти к плавающему курсу или, по крайней мере, сделать его более гибким. Собственно говоря, эти бесплодные дискуссии в Беларуси к концу года привели к резкому вынужденному обрушению курса белорусского рубля. Если бы на тот момент мы просто увеличили гибкость курсообразования, снизив административную составляющую и больше доверившись рынку, удалось бы избежать этого.
- При таком регулировании Казахстану не требовалось бы тратить столько резервов на поддержку тенге...
- Совершенно верно. Это дорогое удовольствие. Одно дело, когда этим балуется Китай, у которого самые большие ЗВР, и другое – когда этим занимаются страны с ограниченными ресурсами. В этом плане Беларуси было еще сложнее, чем Казахстану, потому что у нас хронически отрицательное торговое сальдо и практически нет природных ресурсов для экспорта за исключением калийных удобрений.
- Стоит ли говорить о единой валюте в этом свете?
- С единой валютой ситуация достаточно однозначная – сегодня попытки раскачать эту тему имеют скорее геополитическое наполнение, чем экономический смысл. Мы с вами обсуждали, что даже при объявленном свободном движении товаров возникают определенные препоны. А тут единая валюта...
Вообще, ее введение для неких объединений должно выступать венцом всей экономической интеграции. Но для начала необходимо добиться полноценного свободного движения товаров, труда и капитала, плюс должны быть максимально сближены макроэкономические параметры объединяющихся экономик (одного порядка инфляция, безработица), синхронизированы экономические циклы, схожая денежно-кредитная политика и валютное регулирование, бюджетная политика, одинаковые принципы налогообложенияи налоговые ставки. В конце концов должен быть единый подход оценки профицита/дефицита бюджета. Лишь когда всего этого удастся достичь, появляется экономический смысл начинать разговор о введении единой валюты. Но пока экономики принципиально разные, говорить о единой валюте преждевременно.
В качестве примера можно рассмотреть ЕС и евро. Они шли к единой валюте несколько десятилетий, но сегодня стало очевидным, что даже здесь она была введена рано. Они создали единый Центробанк, централизовали денежно-кредитную политику, но в каждой стране продолжает работать свой Минфин, формируется свой бюджет, своя налоговая политика. В итоге получилось, что налоговая политика в таких странах, как Греция и Кипр, отличалась от, например, Германии. Те проблемы, которые ранее преследовали Кипр, сегодня проявились в Греции. Это свидетельствует о том, что недостаточной оказалась экономическая интеграция с точки зрения налогово-бюджетной политики. Что тогда говорить о Беларуси, России, Казахстане? Полагаю, если настойчиво работать над сближением наших экономик, то, возможно, через 10-15 лет можно будет с осторожностью начать рассматривать этот вопрос. Но не сегодня.
- Правительства стран уже заговорили о создании единого центробанка ЕАЭС...
- На данный момент это выглядит абсолютно фантастически, исходя из того, что денежно-кредитная политика наших стран разная, разные режимы курсообразования. Россия с конца прошлого года полностью перешла на плавающий курс, в Казахстане курс остается фиксированным, в Беларуси введен так называемый режим управляемого плавания. С одной стороны, на него влияют спрос и предложение, но с другой – наш регулятор не скрывает, что вмешивается в курсообразование. То есть до полного свободного плавания по примеру России далеко даже Беларуси, не говоря о Казахстане. Аналогичная ситуация и в банковских системах, которые работают по разным правилам. Когда будут более-менее созданы те факторы, о которых я говорил, только тогда можно ставить вопрос о едином ЦБ и обсуждать, где он будет находиться.
- Вернемся к Беларуси и ее экономике. Не так давно вы рекомендовали населению не брать кредиты... Не подтверждает ли это наличие кризиса в стране?
- Кризисные явления в Беларуси, безусловно, прослеживаются, это можно просто увидеть по цифрам. Последние месяцы растут объемы товаров на складах белорусских компаний, активно увеличивается количество убыточных предприятий, как и их убытки в абсолютном выражении. Многие из них останавливают производство, другие переходят на сокращенный рабочий день или неполную рабочую неделю. Заморожены доходы населения – в реальном выражении этот показатель по сравнению с прошлым годом снизился.
В Беларуси традиционно был низким уровень официальной безработицы (речь идет о так называемых зарегистрированных безработных, которые должны встать на учет на биржу и, пока ищут работу, участвовать в общественных работах, если они этого не делают – снимаются с учета). Этот уровень был одним из самых низких, возможно, среди всех стран СНГ, порядка 0,5%. Но опять же не потому, что у нас все так хорошо, а из-за особенностей учета. Так вот, даже эта цифра начинает существенно расти. Признаки кризиса налицо. В связи с этим для стабилизации ситуации с инфляцией и снижения девальвационных ожиданий ЦБ проводит, совершенно оправданно, кстати говоря, жесткую денежно-кредитную политику. Ставки Нацбанка, а вслед за ними и проценты по кредитам и депозитам, достаточно высоки. С одной стороны, мы имеем очень дорогие кредиты, а с другой – наблюдаем экономический спад. В этой ситуации никто не может быть уверен в завтрашнем дне – сохранит ли человек работу, поэтому сейчас стоит воздержаться от банковских кредитов. На сегодняшний день ставка по кредиту в Беларуси формально на уровне 30-40%, но с учетом всех комиссий и платежей может достигать 60-70% годовых.
В любой экономике все происходит циклами, в том числе и денежно-кредитная политика – бывают периоды низких и высоких ставок. При низких кредиты брать выгодно, а при высоких нет, но зато, если есть сбережения, их нужно размещать в банках, потому что ставка вознаграждения по ним высокая. В Беларуси сейчас именно такой период.
Еще одно подтверждение того, что в Беларуси наблюдаются кризисные явления, то, что рост ВВП по итогам трех месяцев (год к году) снизился на 2%.
- Сказываются ли эти явления на банковском секторе?
- Работа банков напрямую зависит от функционирования реального сектора, который генерирует основную часть прибыли фининститутов. Проблемы в реальном секторе перекидываются в банковский сектор с определенным временным лагом, что, собственно, сейчас и начинает происходить. Буквально на днях был опубликован бюллетень банковской статистики за март: если в январе-феврале банковская система отработала с прибылью, то в марте банки уже продемонстрировали убытки. Проблемы в реальном секторе спровоцировали и рост плохих кредитов. Банки мало того, что перестают получать деньги от заемщиков, так они еще и вынуждены из собственных средств увеличивать отчисления в резервы. Мы видим высокие темпы роста плохой задолженности, хотя в абсолютном выражении эта цифра еще не слишком большая – порядка 5% всех активов, подверженных кредитному риску. И пока нельзя говорить о глобальном кризисе в белорусском банковском секторе, но тревожные сигналы уже появляются.
- Правительство Беларуси обратилось в МВФ и антикризисный фонд ЕврАзЭС за кредитами. Помогут ли они преодолеть эту ситуацию?
- Правительство обратилось и хочет получить кредиты в обоих источниках.
Ситуация с этими кредитами следующая: во-первых, страна срочно нуждается в средствах для расчета по внешним долгам. Внутренних источников для погашения этих займов не хватает. Во-вторых, что более важно, на мой взгляд, это та польза, которую принесет сотрудничество с МВФ и ЕврАзЭС. Финансирование эти институты осуществляют только под проведение структурных реформ, как раз в них сейчас и нуждается Беларусь. Я бы оценил важность проведения этих реформ выше, нежели сам факт получения средств. Если провести аналогию: они не просто предлагают рыбу, а предлагают удочку. Ведь предложенные МВФ и антикризисным фондом ЕврАзЭС реформы направлены на то, чтобы в будущем потребность в заемных деньгах у страны отпала. Поскольку невозможно постоянно занимать и погашать старые займы, ни к чему хорошему это не приведет, поэтому это самый важный момент кредитов от данных институтов, на мой взгляд.
- Говоря о развитии экономики, очень интересна ваша позиция относительно того, что не стоит проводить деноминацию белорусского рубля...
- На мой взгляд, для этой меры здесь не пришло время. Мы в Беларуси все миллионеры. Средняя зарплата по стране составляет 6,5 млн белорусских рублей, а самая крупная купюра – 200 тыс. Ценники в магазинах с большим количеством нулей, что иногда ставит в тупик иностранцев. Очевидно, что валюта с таким низким номиналом нуждается в деноминации, но считается, что ее стоит проводить только после того, как будет остановлен рост инфляции и снижены девальвационные риски.
За последние пару десятилетий в Беларуси было две деноминации, всего несколько стран мира могут похвастаться такими «успехами». К тому же, если в стране деноминация происходит регулярно, это свидетельствует о провальной денежно-кредитной политике. Поэтому, если инфляция будет высокой, а мы проведем деноминацию, необходимость в ней может вновь возникнуть через 3, 5, 7 лет и мы опять распишемся в своей несостоятельности. Поэтому сначала имеет смысл стабилизировать ситуацию с национальной валютой, снизить годовую инфляцию до какого-то адекватного уровня, которым можно считать ниже 10%. За последние 20 лет в Беларуси было лишь три года, когда инфляция была ниже этого показателя, в остальной период она превышала его. К тому же чисто технически это дорогое удовольствие. Поэтому я сторонник того, что нужно стабилизировать озвученные мною факторы и только после этого можно и нужно проводить деноминацию.
- Нацбанк Беларуси проводит активную политику по дедолларизации экономики. Какие позитивные и негативные последствия принесли эти меры?
- Это необходимая политика, и Нацбанк продекларировал, что нужно ее проводить. Но пока больших успехов нет. Ситуация в Казахстане схожа – здесь традиционно стоимость на любые дорогие товары (недвижимость, автомобили) была в долларах. Основные причины этого, на мой взгляд, высокая инфляция и регулярная девальвация. Кроме того, сами власти Беларуси приложили к этому руку, устанавливая, например, цель по зарплатам в валюте. Официально в Беларуси зарплату нельзя получать в валюте и всегда было нельзя. Между тем руководство страны объявляло о прогнозах роста средней зарплаты в валюте: «Мы планируем довести среднюю зарплату в ближайшую пятилетку до 500 долларов». Что еще сильно у нас в стране привязано к валюте? Ставка аренды. Ее разрешили номинировать в евро – сами платежи, безусловно, происходят в белорусских рублях по официальному курсу, но стоимость определяется в евро. Сейчас попытки Нацбанка отвязать ставку аренды от евро натыкаются на серьезное противостояние застройщиков, девелоперов и т.д.
Я сторонник того, чтобы экономика страны была нормальной, и на ее территории единым законным платежным средством и средством, в котором должны измеряться цены, должна быть национальная валюта. Но, опять же, сделать это не так просто. Успех дедолларизации придет тогда, когда удастся обуздать инфляцию, а национальная валюта станет более стабильной.
Я наблюдал аналогичный процесс в России, где он прошел весьма успешно. В начале 90-х все цены измерялись в долларах. Буквально в конце 90-х, спустя несколько лет после гиперинфляции и девальвации, люди очень быстро начали считать в российских рублях. Этого стоит ожидать и в Казахстане, и Беларуси, но административно этого добиться нельзя. Нельзя заставить людей считать все в тенге или белорусских рублях, если это им неудобно. Только при стабильной валюте население само к этому придет.
