12 февраля 2015 года в Музее искусств им. Абылхана Кастеева в Алматы по инициативе галереи современного искусства Aspan Gallery открылась персональная выставка художника Ербосына Мельдибекова «Вечное возвращение». Она дала старт целому циклу монографических показов ведущих современных художников Центральной Азии. Куратор выставки, теоретик современного искусства Виктор Мизиано считает, что такой крупный проект может дать городу, да и всему региону, толчок для институционального культурного развития.
– Виктор Александрович, вы приехали в Алматы в роли куратора цикла монографических показов центральноазиатской живописи. Что вы ждете от этого проекта? На ваш взгляд, может ли подобное событие дать импульс для возрождения живого интереса массовой аудитории к своим художникам, или, более того, стать катализатором дальнейшего развития отрасли?
– Чего я жду от проекта? В первую очередь, я жду удовольствия от работы с талантливыми художниками. И то, как мы работали над проектом с Ербосыном Мельдибековым, то, как сердечно я был принят в музее и как прекрасно все организовала совсем еще молодая галерея – все это уже принесло мне много творческой и человеческой радости.
Конечно же, мне кажется крайне важным, что этот проект делается с размахом, в большом серьезном академическом музее, что в Казахстане в области новейшего искусства случается не так часто. А потому мне бы хотелось надеяться, что проект даст импульс развитию и художественной ситуации, и институциональному становлению как Алматы, так и всего региона. В 2004 году я придумал павильон Центральной Азии на Венецианской биеннале, который затем каждые два года повторялся в течение десяти лет, и, думается, многое дал для художественного развития региона. Было бы хорошо, чтобы эта музейная инициатива нашла свое продолжение в других выставках и проектах.
И еще один важный момент – издания, которые мы хотим опубликовать по итогам выставки. Это будет новый тип каталога – не брошюра и не гламурный альбом с полосными картинками, нет, – это будут книги с серьезными интерпретационными текстами, которые призваны поднять понимание творчества художников нашего проекта на новый интеллектуальный уровень.
– Вы уже более десяти лет активно работаете с художниками Центральной Азии. Как вы познакомились с местным искусством и чем оно вас привлекло?
– В 1997 году, когда Валерия Ибраева (казахстанский искусствовед – прим. автора) пригласила меня на семинар в Алматы, я познакомился с Ербосыном, Еленой и Виктором Воробьевыми и многими другими. Вот тогда у меня и возник контакт с регионом и завязались человеческие отношения. Но серьезная работа с локальными художниками началась только в 2004 году, после того как я побывал на большой центральноазиатской выставке в Бишкеке. И я убедился, как сильно изменилась ситуация за минувшие семь лет, насколько она выросла. Я был потрясен силой некоторых увиденных там произведений. С тех пор и продолжается наше сотрудничество.
– Что, по вашему мнению, отличает искусство Центральной Азии от искусства других регионов?
– Начнем с того, что центральноазиатское искусство хочет и стремится быть именно центральноазиатским. И одно это отличает его от искусства других регионов, где художники зачастую не ставят перед собой задачи такого рода программной самоидентификации. К примеру, художники Западной Европы или Америки не задумываются о том, что им непременно надо быть адекватными геополитическому, этническому, культурно-антропологическому контексту, в котором они находятся. Они просто живут в нем и, осмысляя его, одновременно, как им кажется, осмысляют современность. Ведь они живут в той части мира, где задаются формы сегодняшней жизни, а потому ее своеобразие суть общечеловеческие стандарты наших дней.
Художники же Центральной Азии знают, что живут на периферии и пытаются с этим работать, что отличает их от многих других художников, которые, живя также на периферии, пытаются в своей работе проигнорировать это тяготящее их обстоятельство. Что, думаю, есть чаще всего большая ошибка. Периферийность – это судьба, а судьбу, как говорили древние, надо возлюбить. Потому что, когда ты, находясь вдалеке от эпицентра современности, делаешь вид, что находишься в центре, ты чаще всего выглядишь провинциальным.
– В чем выражается это осознание периферийности?
– Хотя бы в том, что, просто говоря о своем контексте, авторы описывают его как определенное место. Им важно – и для всего мира, но в первую очередь для самих себя – объяснить и показать, откуда они, маркировать себя. Но чем больше они углубляются в частное, тем более у них появляется возможность приблизиться к обсуждению глобальных мировых проблем. Ведь если мир и в самом деле стал сегодня глобальным, то таковым является не только Нью-Йорк или Лондон, но и Алматы, и Бангкок, и Гондурас. Мне кажется, лучшие художники Центральной Азии прекрасно справляются с этой задачей.
- Кого вы могли бы привести в пример?
- Ербосына Мельдибекова. Когда он делает свою работу «Гаттамелата», выставляя копыта вместо конной статуи, то, конечно же, этим он говорит: «Я художник Казахстана, выросший в ауле, с детства знающий, что такое лошадь». Это было частью его, как бы сказали культурные антропологи, габитуса. Но тематизирует он при этом конные памятники, которые в последние полтора десятилетия возводились в безмерном количестве по всему Казахстану. В какой-то степени он сводит счеты с фактами типичной казахской реальности постсоветского периода. Но в то же самое время он выходит на проблему героя, триумфа власти: ведь конный памятники герою и суверену – это вековая классическая традиция. Предлагая нам сегодня памятник без всадника, Мельдибеков ставит диагноз всей современной эпохе – как эпохе без героя, эпохе, утративший героизм.
– Расскажите, по какому принципу отбирались художники и работы для выставок в рамках цикла монографий?
– Художники, чьи большие монографические выставки мы намереваемся показать, – это замечательные региональные мастера, талант которых должен быть однако оценен не только казахстанскими ценителями, но и широкой публикой. Вместе с тем они – плоть от плоти художники современного искусства, говорящие на языке, на котором сегодня говорит искусство во всех странах мира. Так, все они очень аутентичные, но при этом абсолютно универсальные. И чем более они аутентичны, тем больше интереса они вызывают у аудитории.
– Насколько искусство Центральной Азии распространено в мире? В каких музеях и частных коллекциях можно встретить работы центральноазиатских художников?
– Центральная Азия находится далеко от центров мировой инфраструктуры, так что пока не так много людей проявило интерес к искусству этого региона. Недостаточная известность центральноазиатского искусства, конечно же, связана в первую очередь с тем, что сам регион не так много делает для того, чтобы его искусство знали. Более того, сам регион не так много делает для того, чтобы самому знать о своем искусстве. Один только факт того, что Ербосын Мельдибеков, один из самых, в общем-то, признанных художников региона, сейчас проводит свою первую большую монографическую выставку в родном городе и родной стране, говорит сам за себя.
При этом я считаю, что у центральноазиатского искусства есть шанс получить широкое международное признание. Но чтобы это осуществилось, недостаточно просто промотировать своих художников за границей, в глобальных центрах. А ведь именно так чаще всего понимают задачу в периферийных странах, какими являются Казахстан и Россия. Здесь все мечтают прорваться в глобальный центр. Русские олигархи с удовольствием дают деньги на выставки в Лондоне, но у них рубля не получишь на то, чтобы показать то же самое в Москве или, уж тем более, в Вологде или Самаре.
Но парадокс состоит в том, что если ты хочешь произвести впечатление в мировых центрах, ты должен создать ситуацию на местах. И если твоя ситуация будет интересной, живой, то люди из глобального центра сами к тебе потянутся. Но для того проекта, что мы сейчас готовим, этого явно недостаточно. То, что нужно вам в первую очередь – это формирование рутины. Культура, да и вообще человек, живет рутиной. Праздник случается раз в сезон, но обычно люди собирают урожай, сеют зерно, живут каждодневным трудом. Так вот создание условий для того, чтобы культура обрела свою рутину – это сейчас главная задача для Алматы, Казахстана и вообще Центральной Азии.
Вот, состоялась в феврале в главном художественном музее страны первая большая выставка одного из современных художников. Но такое должно случаться раз в месяц, идти по накатанной. И большие каталоги, и публичные дискуссии, и фонды, которые поддерживают международные выставки, и приезд иностранных художников, и их выставки, групповые или персональные, – эта работа должна вестись не в режиме прорыва, а каждодневно и методично.
– Можете ли вы назвать каких-то конкретных галеристов, ценителей центральноазиатской живописи в так называемом глобальном центре?
– Есть, к примеру, в Милане замечательная галеристка Лаура Бульян, которая не первый год работает с художниками вашего региона – Воробьевыми, Атабековым, рядом других. Она методично показывает их на ярмарках, делает выставки у себя в галерее, пытается продвигать, организует встречи между художниками и кураторами в области современного искусства.
Есть и куратор, Дэвид Эллиот, который начинал с интереса к русскому авангарду, а затем много путешествовал по Востоку. Познакомился он вдруг с искусством Центральной Азии. Кстати, это произошло в Венеции на открытии первого центральноазиатского павильона. Так вот, тех же Воробьевых и Мельдибекова Эллиот показывал на киевской биеннале, будучи ее куратором. Недавно в Гонконге он делал выставку Ербосына, написал большой текст о его творчестве. Есть и другие примеры заинтересованных в центральноазиатском искусстве специалистов, но их пока не так много.
– Цикл выставок в Музее Кастеева – это частная инициатива. Считаете ли вы, что современное искусство может развиваться и без поддержки государства, или его роль незаменима?
– Думаю, что вопрос сводится к тому, хотим ли мы, чтобы государство это делало, или мы хотим делать это без государства. Если художественная общественность Казахстана хочет, чтобы работа с современным искусством велась в рамках госпрограмм, она должна на этом настаивать. Но в Америке, например, вообще нет государственных музеев – там все построено совсем по другому принципу. Думаю, что в Казахстане, с его очень ярко выраженной центральной властью, наверное, правильно было бы, чтобы искусство не было только резервацией, где резвятся одни олигархи, живущие между Лондоном, Абу-Даби и Астаной. Поскольку государство у вас сильное, надо от него требовать, чтобы оно было и более просвещенным. Не умолять, не просить, а настаивать, объяснять, сколько общество теряет в знании, понимании, эстетическом опыте, воспитании, игнорируя наиболее талантливых, наиболее интернационально признанных художников своей страны.
– Существует ли взаимосвязь между рынком искусства (ростом спроса и цен) и развитием современного искусства (появлением новых имен, увеличением аудитории, развитием арт-институций)?
– Даже удивительно, что вы задали этот вопрос последним, а не первым, – обычно во всех постсоветских странах про деньги говорят в самом начале.
Вопрос очень сложный. В современном глобальном художественном мире это все сложно и противоречиво выстроено. Есть художники очень известные, но живущие вполне скромно. Есть художники очень богатые, но абсолютно незатребованные в экспертной среде. Есть художники медийно известные, но которые при этом никогда не будут выставляться на Венецианской биеннале. Есть музеи типа Тейт Модерн в Лондоне, про который знают все, но серьезные критики редко пишут рецензии на выставку в этом музее, потому что чаще всего они не соответствуют высоким канонам академического мира.
Сегодня все устроено намного сложнее, чем некогда. Так что однозначного ответа на ваш вопрос, к сожалению, нет.
