Хотя директор-распорядитель МВФ Кристалина Георгиева заявила, тяжелее нынешнего кризиса, вызванного пандемией коронавируса, в истории фонда еще не было, были бы другие потрясения, изменившие глобальную экономику. Так считает политэконом Магбат Спанов. «Конечно, в том, что сейчас происходит, мало хорошего, но не было бы урона от пандемии, были бы потери от торговых войн, от того, что очень часто политические режимы меняются силовыми методами. Из истории мы знаем, что шоковые ситуации, которые меняют глобальную экономику, случаются 2-3 раза в сто лет», – сказал он в интервью корреспонденту центра деловой информации Kapital.kz.
- Магбат Уарысбекович, по глобальной экономике ваша позиция понятна, а как же Казахстан?
- Самый тяжелый кризис мы пережили в 1991-1994 годах, так как у нас не было ни своей валюты, ни центральной власти, ни резервов, ни внутренних войск, ни законов на тот момент. Я всегда вспоминаю, когда в 1997 году тогдашний премьер-министр Акежан Кажегельдин покидал свой пост, он с гордостью заявил, что правительство приняло страну-банкрот, а на момент своего ухода он оставляет государство, у которого ЗВР в размере 2 млн долларов. Мы пережили тот период, так неужели мы этот кризис не преодолеем, у нас сейчас в Нацфонде 60 млрд долларов. Конечно, важно оценить, кто и как во время кризиса действует. Премьер-министра я бы не стал сейчас критиковать, потому что ситуация кризисная и нужно посмотреть, как он будет в ней себя вести. Из тех ведомств, которые точно работают неэффективно, я бы назвал министерство национальной экономики, которое не выполняло свои функции до коронавируса и во время него не выполняет. Как вы знаете, при администрации президента создан Центр анализа и мониторинга социально-экономических реформ, возникает вопрос: зачем нужна эта структура, если уже есть профильное ведомство – Миннацэкономики? Скорее всего, потому что в администрации президента не уверены в дееспособности отдельных министерств и министров. И мне непонятна роль и логика Национального банка: когда цены на нефть упали, Нацбанк резко повысил базовую ставку и через месяц ее отыграл. Он должен работать параллельно с правительством, но последние два года они редко подписывали какие-то меморандумы о совместных действиях. Вообще, до прихода в Нацбанк Григория Марченко, если правительство предпринимало какие-то действия, то делало это в сотрудничестве с финрегулятором. Я в свое время говорил, что с точки зрения уровня инфляции нам нужно стремиться к 3%. Но сейчас понимаю, что этот уровень хорош для развитых экономик, а для развивающихся допустимы цифры повыше, потому что нужно выбирать – низкая инфляция или экономический рост. Учитывая слабость казахстанской экономики, приоритетом должно быть второе. И в этом велика роль Национального банка.
- Кстати про инфляцию. Азиатский банк развития прогнозирует, что инфляция у нас в этом году составит 6%, а Руслан Даленов заявил, что 9-10%. Что думаете?
- Однозначно в этом году будет больше 10%. Середина года, а цены на товары уже выросли.
- Политика сдерживания нам не поможет?
- Бесполезно, это делается для того, чтобы доложить руководству страны, что все контролируется. Есть законы экономики, согласно им, спрос рождает предложение и, как правило, рост цен, а также снижение покупательской способности не исправить административными методами.
- И еще о прогнозах. АБР считает, что в этом году ВВП будет на уровне 1,8%, а Миннацэкономики называет 0,9%. Кто прав?
- Я думаю, что в этом году не будет роста экономики. Слишком большая волатильность на рынке нефти. Но есть позитивные сигналы – экономика кардинально меняется, например, большую роль начинает играть цифровизация, которая до 2020 года была просто лозунгом, бурно развивается интернет-торговля, которая помогает выживать хоть каким-то компаниям. Если мы не сделаем на этом акцент, то останемся на периферии экономического развития.
– Вы сейчас сказали об экономическом развитии, но тот же МВФ опасается ухудшения ситуации – банкротств компаний и, как следствие, роста безработицы. С другой стороны, некоторые бизнесмены считают, что с рынка смоет те компании, у которых не было здоровых бизнес-моделей, а останется самый сильный бизнес. Вам какая позиция ближе?
- По поводу работы бизнеса я хочу напомнить, что в Казахстане провели три масштабных легализации капитала и никогда в рамках этих программ не поднимался вопрос о том, что нужно запретить нашим компаниям хранить деньги в офшорах, для того, чтобы они вели честный бизнес, чтобы платили налоги как положено. Что касается вашего вопроса по поводу банкротств и того, кто останется на плаву, то я считаю, что выживут самые сильные компании и те, за которыми есть определенное лобби – так работает наша олигархически-монополистическая экономика. Я сказал в начале нашего разговора, что Миннацэкономики должно быть локомотивом изменений бизнес-среды, справляться с проблемами, которые годами накапливались в экономике.
- А мы сейчас опускаемся на дно кризиса? Как считаете?
- У падения нет дна. У нас официальные данные по безработице не соответствуют реальности. Посадив людей на месяц дома без работы, стоит ожидать ухудшения криминальной обстановки, поскольку лишь у небольшой части населения есть накопления для того, чтобы, не работая, прожить 3-4 месяца. И 42500 тенге ситуацию не спасут.
Лучше оценивать текущую ситуацию не с точки зрения того, на каком расстоянии от дна кризиса мы находимся, а сравнивать ее с ситуациями разных годов. По ВВП нам стоит стремиться к 2012 году, когда он составлял 12 тыс. долларов на душу населения.
- Некоторые бизнесмены считают, что к весне следующего года мы начнем расти. У вас какие мысли?
- Думаю, что эти бизнесмены большие оптимисты. До пандемии я разделял это мнение, но сейчас пересмотрел свою позицию. Многое будет зависеть от тех мер, которые будет предпринимать правительство. Но с учетом уже сделанного государством, предполагаю, что разгребать последствия от этого кризиса нам в лучшем случае придется 2 года, в худшем – 5 лет.
