Ляззат Третьякова
В Казахстане бизнес-инкубатор может быть выгодным коммерческим проектом, хотя сейчас львиная доля игроков на этом рынке живет за счет гособеспечения. Однако в этом сегменте можно вызвать бум частных инвесторов, рассказал в интервью корреспонденту еженедельника «Капитал.kz» директор бизнес-инкубатора MOST Алим Хамитов. Он назвал несколько шагов для этого, а также поделился экономическими подробностями ведения бизнес-инкубирования.
– Алим, вы говорите, что ваш бизнес доходный, что чек за последнее время увеличился. Насколько?
– То, что бизнес-инкубатор приносит прибыль, подтверждает наш опыт. Как бизнес-инкубатор мы существуем с 2015 года, как компания – с 2011 года. Мы выросли как по количеству рабочих мест, так и по прибыли, по стоимости наших услуг. Тут стоит пояснить, что у нас три целевые аудитории. Первая – это частные компании, для которых мы проводим ивенты, хакатоны. Если 3 года назад чек для них составлял 2,5 млн тенге, сейчас сумма выросла до 4,7-5 млн тенге. Вторая аудитория – это стартаперы, начинающие и действующие предприниматели. Сейчас их полугодовое сопровождение стоит 500 тыс. тенге. Третья – это инвесторы, которым мы «продаем» стартапы. В таком случае мы берем 5-10% от стоимости сделки со стартапа.
– Насколько в Казахстане работа бизнес-инкубаторов отличается от того, как они работают в США?
– Бизнес-инкубатор – это американское понятие. В США они появлялись еще в 1960-е годы, это было время депрессии и нужно было искать людей, проекты. Из Штатов волна прокатилась по Европе, там, как, впрочем, теперь и у нас, в бизнес-инкубаторы входят компании, которые изначально не обладают какими-то ресурсами, и их им предоставляет бизнес-инкубатор. Кроме того, они получают доступ к базовым вещам, которые нужны на старте: консультации юриста, бухгалтера, IT-компании, которая сделает сайт, а также доступ к менторам и инвесторам. Это я сейчас говорю о классических инкубаторах, которые работают по коммерческой модели, но, к сожалению, в Казахстане таких немного.
– Если сравнить инкубаторы в СНГ, то чем они отличаются, чем похожи в своей работе?
– В Беларуси, России инкубаторов больше, чем в Казахстане. Но наши страны похожи тем, что такие площадки у нас создаются на госденьги. В то же время в Эстонии и Израиле, где население в 8 раз меньше, чем в нашей стране, много инкубаторов и в какие-то из них стартапер идет за обучением, куда-то – за деньгами, в какие-то – за тем и другим. В Казахстане, по официальным данным, действует 45 инкубаторов, но, как показала практика, классических коммерческих инкубаторов можно по пальцам пересчитать. Мы уже три года делаем роуд-шоу по городам и видим, что наши бизнес-инкубаторы – это в основном технопарки и привузовские инкубаторы, которые делают хорошие ивенты, предоставляют места в коворкинге, но им пока недостает компетенций, системности в работе и долгосрочной работы. Не хочу обидеть вузы, просто дело в том, что пока на региональном уровне нет понимания того, зачем это вообще нужно. И в этом мы также схожи с Россией и Беларусью: на уровне регионов делаются студенческие проекты и на этом все заканчивается. Чтобы рынок бизнес-инкубирования развивался в полную силу, нужны венчурные фонды. В РК Закон «Об инвестиционных и венчурных фондах» был принят в начале 2000 годов, небольшие поправки были внесены в прошлом году, но это еще не тот вариант закона, который бы создал бум. Этим Казахстан сильно отличается от западных стран, инвесторы не идут к нам, потому что на законодательном уровне непонятно, как им совершать сделки по стартапам, как их структурировать, где искать проекты, какие инструменты у нас работают, как минимизировать риски. В этом смысле мы отстаем от соседей и некоторых постсоветских стран.
– Значит это сложный бизнес в Казахстане. Какие у вас риски?
– Основной из них – конкуренция с хабами, которые сидят на гособеспечении, и, по сути, такие проекты превращаются в сплошную отчетность. На рынке есть пример создания СЭЗ, потратили на нее 9 млрд тенге, планировали создать «мини-Стэнфорд», но этого не случилось. Я думаю, что проблема была в неправильном управлении, нужно было отдать его в рынок, тогда был бы другой результат. Кроме того, нас ограничивает недоразвитость законодательства, например, нет никаких привилегий для инвесторов и мотивации для них, чтобы они шли в венчурные истории. Как пример, в таких странах, как Израиль, Сингапур, инвесторов освобождают от налога на доход, налога на дивиденды, в некоторых странах инвестора вообще не трогают в течение пяти лет и весь доход просто делится между ним и предпринимателем. Сюда же стоит добавить, что у локальных инвесторов низкий аппетит к риску. Они с большей готовностью купят еще одну квартиру, немного поиграют на фондовом рынке, хотя если создать свой портфель из 10 и более стартапов, один «выстреливший» проект точно закроет все потери и даст высокую доходность. Мы понимаем, что нужно работать с этой когортой инвесторов, поэтому создали Школу инвестора и Ассоциацию бизнес-ангелов.
– Может быть, у нас это отношение сменится спустя 1-2 поколения?
– Когда в 2015 году мы запускали первую программу акселерации и тогда под креативной индустрией для нее подразумевали IT, архитекторов, дизайнеров, качество было далеко не таким, как сейчас. Тогда ребятам не хватало бизнес-образованности, они думали, что им должны дать чек, и на эти деньги они что-то создадут, но не могли элементарно посчитать экономику проекта. Сейчас к нам может прийти одна и та же компания в четвертый раз, но у нее уже будет зрелый продукт. Средний возраст предпринимателя в нашем инкубаторе составляет от 30 лет и старше, это говорит о том, что у них есть компетенции, отраслевая экспертиза и они начали делать свой бизнес. Но дело в том, что таких людей немного, их количество нужно увеличивать, спускаясь на уровень ниже. Сейчас мы работаем со студентами, но, по моему мнению, нужно идти в школы. В прошлом году я побывал в нескольких восточноевропейских странах, там популярны школы бизнеса для подростков в рамках летних лагерей. Когда они придут оттуда в бизнес-инкубатор, то им уже не придется объяснять, что такое бизнес-модель, как подсчитать расходы и доходы проекта. Такой пример, кстати, есть в хабе в Минске, они готовят молодых предпринимателей от 8 до 15 лет. Один мой хороший друг сказал, что к 13 годам у ребенка должно быть 3-4 стартапа, где он провалился. Тогда он придет к нам и с ним будет легче и эффективнее работать.
– На чем бизнес-инкубаторы зарабатывают в Казахстане?
– Три источника. Первый – спонсорство, донорство. Находится партнер, который совпадает с инкубатором по миссии, целевой аудитории. Пример: мы работали с компанией Chevron, создали мини-фонд и помогали проектам в сфере EdTech обучением и инвестициями. Второй источник – частные контракты по акселерации. Мы делали такие по финтеху, логистике, сельскому хозяйству. Третий – инкубатор помогает стартапу привлечь инвестиции и берет с него процент со сделки. Четвертый – сдача коворкинга командам в аренду.
– Если сейчас бизнесмен захочет открыть бизнес-инкубатор, то во сколько это ему обойдется?
– MOST создавал мой партнер, я вошел в проект в 2015 году. Так вот он начинал с $10 тыс., проводил какие-то ивенты с минимальной маржинальностью, так инкубатор зарабатывал. Сколько это может стоить сейчас, можно сказать опосредованно, исходя из затрат. Мы управляем коворкингом в 1100 кв. м, ежемесячные расходы на аренду и коммуналку составляют около 1,5 млн тенге, в зарплатный фонд уходит еще около 2,5 млн тенге, услуги кейтеринга, фото и видеосъемка, услуги дизайнера – около 500 тыс. тенге. Таким образом, 4,5-5 млн тенге составляют ежемесячные затраты. В год около 55-60 млн тенге уходит на жизнь инкубатора. В 2018 году по обороту мы преодолели отметку в 100 млн тенге.
– На первый взгляд, это хорошая цифра.
– Да, но озвучить маржинальность не могу, извините. В среднем чек по одному проекту начинается с 15 млн тенге. В год мы делам две программы акселерации – весной и осенью. В одну программу мы берем 10-20 команд, мы не входим в долю каждого проекта, берем комиссию после окончания сделки с инвестором. В среднем она случается после 8 месяцев акселерации, иногда можно и за 1-2 месяца найти инвестора. По большей части деньги тратятся на обучение, мы приглашаем экспертов, которым платим гонорар, есть трекеры, которые следят за прогрессом команд. Но я хочу сказать, что в контексте развития мы смотрим сейчас на Узбекистан, потому что ниша бизнес-инкубирования там пуста, и при этом страна открывается вовне. Также нам интересен Кыргызстан, потому что у нас там есть партнер и мы хотим реализовывать совместные проекты. В Бишкеке есть парк высоких технологий и там есть требование о том, что 80% того, что компании создают, должно экспортироваться. Нам в Казахстане этого не хватает.
