Как новые правила меняют рынок лекарств Казахстана

2025–2026 годы станут для фармрынка Казахстана периодом ожидания. Рынок одновременно переживает смену модели ценообразования, внедрение НДС, обязательную маркировку, рост логистических издержек, инфляцию и кадровые риски. В результате – падение продаж в упаковках, стагнация инвестиций и рост неопределённости. О происходящем в фармотрасли, вариантах развития на ближайшее будущее, а также о более далёких перспективах фармацевтики и медицины рассказал Арминас Мацевичус, вице-президент в регионе «Евразия» фармацевтической компания STADA.

Новый закон о ценах на лекарства усилил турбулентность на фармрынке Казахстана

В 2025 году фармацевтический рынок Казахстана столкнулся с серьёзными переменами. На смену прежним правилам в августе пришли новые механизмы ценового регулирования, ориентированные на удешевление рецептурных препаратов, и именно это событие Арминас Мацевичус называет главным для фармрынка страны.

«Если описать фармрынок 2025–2026 года одним словом - это будет слово «ожидание», — отмечает Арминас Мацевичус. – Вышедший в августе закон способствовал тому, что сейчас на фармрынке Казахстана сохраняется высокая неопределённость. Старый приказ, несмотря на имеющиеся недостатки, в течение пяти лет обеспечивал рынку относительную предсказуемость, и рынок к нему адаптировался. До реформы, согласно исследованиям, цены на лекарства в Казахстане были сопоставимы с соседними странами, а также со странами Восточной Европы с аналогичным уровнем ВВП, а по отдельным позициям были даже ниже. Основные ценовые дисбалансы формировались в сегменте государственных закупок, где из-за долгосрочных контрактов без пересмотра сохранялись завышенные тарифы, даже при наличии конкуренции. Новый же закон формально не ужесточил регулирование, однако изменил набор стран для реферирования цен, а также предложил источник данных, который не используется в мировой практике как базовый регуляторный ориентир. Это привело к тому, что регулятор и производители начали оперировать разными массивами информации – с разными валютами, периодами фиксации и ценовыми уровнями. В ряде случаев компании не могли подтвердить даже собственные экспортные цены, как это было, например, у нас в ситуации с Азербайджаном. Мы знаем, по каким ценам продаём там препараты, но при расчётах были применены совсем другие цифры».

Дополнительные риски, по мнению собеседника, связаны с тем, что для сравнения используются структурно несопоставимые рынки – с иными моделями финансирования здравоохранения и объёмами страхового покрытия. Это искажает экономическую логику регулирования и усиливает давление на маржинальность препаратов.

«Обсуждение реформы растянулось почти на год, в то время как производственный цикл в фармацевтике занимает не менее шести месяцев, – говорит Арминас Мацевичус. – Компании планировали производство и поставки в условиях полной неопределённости. Лишь в августе регулятор разрешил распродажу препаратов, ввезённых по старым ценам, что позволило избежать резкого товарного дефицита. Тем не менее последствия для рынка уже заметны: часть игроков вошла в реформу с избыточными остатками, часть – без запасов, что усилило напряжение в сегменте дистрибуции и аптечного ретейла. Новый закон о ценообразовании внес очень много сложностей во взаимопонимание между регуляторами и игроками рынка. А истинные его последствия мы узнаем, когда закончатся имеющиеся у компаний остатки препаратов по прежним ценам».

По данным, приведённым Арминасом Мацевичусом, по итогам десяти месяцев 2025 года рынок падает в объёмах, но не в деньгах. Так, весь рынок в упаковках показал минус 13%, безрецептурный сегмент – минус 15,5%, рецептурный – минус 11%. Для сравнения: годом ранее рынок в объёмах показывал рост 2–3%, что воспринималось как восстановление после постковидного спада. Теперь этот сценарий не работает. При этом в деньгах рынок не обвалился, а вырос на 8%.  Но это не столько рост, сколько компенсация инфляционного давления.

«За пять лет общий уровень потребительских цен, можно сказать, удвоился, но лекарства не подорожали на столько же, чему есть несколько объяснений – от конкуренции до социальной ответственности производителей. Но то, что фармрынок фактически отстаёт от общей инфляции, напрямую бьёт по прибыльности компаний. И одна из ключевых причин – рост себестоимости производства. Около 80% фармацевтических ингредиентов производится в Индии и Китае, при этом почти треть поставок приходится на один источник – Китай. Такая концентрация делает рынок уязвимым к любым колебаниям цен. На фоне роста экономики КНР, увеличения зарплат и удорожания качественного сырья себестоимость субстанций также стабильно растёт. Дополнительное давление создают энергоносители. Значительная часть фармпроизводств расположена в Европе, где рост цен на энергию из-за геополитических факторов напрямую отражается на конечной стоимости лекарств. Так же, как я ранее не раз говорил, за последние годы заметно усложнилась и подорожала логистика. Фармацевтические перевозки требуют соблюдения строгого температурного режима и использования сертифицированного транспорта и по оценкам только логистическая составляющая увеличила себестоимость поставок примерно на 50%», - делится собеседник.

Ещё один фактор – внедрение обязательной маркировки лекарств. Это не только стоимость самих кодов, но и инвестиции в оборудование на заводах и складах, перестройка бизнес-процессов, новые подразделения и персонал. Все эти расходы ложатся на себестоимость продукции.

«На этом фоне маржинальность фармкомпаний снижается не только в Казахстане, но и глобально. Однако для локального рынка это означает смену статуса: из быстрорастущего он превращается в стагнирующий. В таких условиях для международных производителей всё чаще встаёт вопрос о целесообразности дальнейшего присутствия. Уже сейчас с рынка ушли или сократили присутствие некоторые крупные игроки. Например, три года как ушла Opella (Sanofi).. Мы слышим, что и другие обсуждают сокращение портфеля поставок. С нашей стороны таких решений пока не принято. Но мы видим, что часть препаратов может стать экономически нерентабельной», – высказывает озабоченность ситуацией Арминаc Мацевичус.

Эксперт отмечает, что совокупность внешних факторов – рост сырьевых и энергетических затрат, логистические ограничения и технологическое усложнение процессов – уже приводит к сокращению поставок. В сочетании с внутренними регуляторными изменениями это усиливает риски углубления стагнации фармрынка в среднесрочной перспективе.

НДС: новый удар по спросу?

«Сегодня рынок выглядит негативно не из-за одной меры по регуляции, а из-за совокупности факторов, которые совпали во времени, – подчёркивает Арминас Мацевичус. – Среди таких факторов - девальвация, инфляция, а также предстоящее введение НДС. С 2026 года вступает в силу новый Налоговый кодекс. НДС вводится поэтапно, что можно считать компромиссом и благодаря нему можно рассчитывать на плавный сценарий. Однако риск остаётся. Практика других стран показывает, что первые год-два рынок после введения НДС обычно замирает: потребители начинают экономить, сокращают объёмы покупок и чаще выбирают более дешёвые аналоги. В результате государство может собрать меньше налогов, чем планирует, из-за снижения спроса. В базовом сценарии рынок уйдёт в состояние «флэта» – застоя без роста, а при неблагоприятном фоне, в частности при колебании валюты, замедление роста доходов населения и так далее возможен и дополнительный спад».

Ещё один риск, по словам эксперта, – это сокращение поставок отдельных препаратов. По ряду позиций уже фиксируется падение объёмов, что может быть связано с производственными, логистическими или ценовыми причинами. Полного дефицита не будет, однако возможно сужение ассортимента: вместо разнообразия аналогов на полке могут остаться один–два варианта, что всегда плохо для потребителя.

Смещение акцента с лечения на профилактику: готов ли рынок к новой модели

Министерство здравоохранения Казахстана декларирует намерение перейти к профилактической модели. Речь идёт не просто о перераспределении финансирования, а о попытке изменить саму логику системы – от реагирования на болезнь к предупреждению её развития. Для фармкомпаний это может означать рост роли безрецептурных препаратов и БАДов.

«Бизнес уже частично встроен в профилактическую модель. Крупные международные производители, в том числе, представляют на рынке безрецептурные препараты и биологически активные добавки, которые не лечат заболевания напрямую, но поддерживают функции организма и снижают риски развития ряда заболеваний. Это ответ на изменение образа жизни: рост стресса, нагрузки, нарушений режима сна и так далее. Профилактика экономически выгоднее лечения, однако она не может ограничиваться только витаминами и БАДами. В неё входят условия труда, режим дня, качество воды и пищи, доступ к санаторно-курортному лечению, управление стрессом и другие факторы. Без системного подхода эффект от профилактических программ будет ограниченным. Если же государство действительно начнёт комплексно развивать данное направление, это может стать одним из самых значимых шагов для повышения общего уровня здоровья населения», – уверен Арминас Мацевичус.

Параллельно Минздрав объявил о пересмотре приоритетов в системе возмещения: фокус смещается от редких и дорогостоящих орфанных заболеваний к более массовым социально значимым болезням. Логика проста – ограниченный бюджет должен давать максимальный общественный эффект. Собеседник констатирует, что инвестиции в профилактику и лечение инфарктов, инсультов и других широко распространённых заболеваний способны снизить уровень инвалидизации, повысить трудоспособность населения и сократить долгосрочные расходы государства на социальную поддержку. При этом речь не идёт о полном отказе от финансирования орфанных пациентов. Скорее, внимание к этому сегменту перераспределяется из-за бюджетных ограничений. Однако уже находящиеся на терапии пациенты, по мнению эксперта, продолжат получать лечение.

Говоря о ключевых рисках для фармацевтического рынка в 2026 году, Арминас Мацевичус выделяет логистику, последствия нового ценового регулирования и возможные изменения на рынке труда. «Геополитические факторы, санкционные ограничения и усложнение финансовых расчётов в валюте продолжают серьёзно осложнять работу компаний. Ужесточение банковского контроля в странах Евразии увеличивает сроки и стоимость трансграничных операций, что напрямую отражается на операционных издержках бизнеса. Второй риск – завершение продаж складских запасов по старым ценам. В среднем у производителей оставалось от трёх до шести месяцев товарных резервов. После их исчерпания рынок увидит реальную картину последствий нового ценового регулирования: какие препараты останутся, какие уйдут и по каким ценам они будут продаваться. Думаю, это станет понятно к концу первого – началу второго квартала 2026 года. Также отдельно отмечу давление на рынок труда. В отрасли уже фиксируется рост числа соискателей и увеличение сроков поиска работы. Компании становятся осторожнее в найме, а мобильность сотрудников снижается. Нельзя исключать, что на фоне сокращения объёмов и перестройки структуры рынка возможны точечные, а затем и более масштабные сокращения персонала.

Совокупность этих факторов формирует для фармрынка сложный 2026 год, в котором ключевым станет вопрос адаптации бизнеса к новым экономическим и регуляторным условиям», - делится прогнозом Арминас Мацевичус.

Дерегуляция как главный драйвер выживания

Что способно удержать рынок от падения и стать главным драйвером для его роста и развития? По мнению Арминаса Мецевичуса – это дерегуляция цен.

«Безрецептурные препараты уже выведены из ценового контроля. Это около 24% рынка. Остальные 76% по-прежнему регулируются. С 2026 года планируется также дерегуляция препаратов дешевле одного МРП. То есть шаги делаются, и, на мой взгляд, это правильно, так как когда рынок дерегулирован – он предсказуем, когда действует по рыночным законам. В условиях свободного ценообразования бизнес получает возможность самостоятельно управлять рисками, планировать инвестиции и логистику, не опасаясь резких регуляторных решений. При этом я поддерживаю не то, чтобы регуляцию, а определенную процедуру закупа лекарств для больниц, для компенсаций, даже пилот по сооплате, возможность введения которого рассматривает Минздрав. Если человек болеет каким-то хроническим заболеванием и он работает, значит у него доход больше, чем у того, который болеет сильнее и работать в полную силу не может себе позволить. Значит государство должно позаботиться о вторых пациентах, а первые могут поучаствовать в сооплате. Это честный подход, который принят во всем мире, это социальная взаимоответственность, которая помогает сбалансировать расходы государства», – считает собеседник.

Казахстан VS Узбекистан

Узбекистан сейчас активно позиционирует себя как будущий фармацевтический хаб региона. На этом фоне возникает вопрос: Казахстан рискует уступить часть проектов локализации и инвестиций или наши конкурентные преимущества по-прежнему сильны и превосходят возможности нашего соседа? По мнению собеседника, не рискует, так как структура здравоохранения в РК, большая степень государственного участия в закупе даёт фармрынку страны серьёзные преимущества, а Узбекистану еще нужно дорасти до этого.

«Нельзя сравнивать, кто победит, потому что самой «схватки» не существует. У Казахстана есть свои задачи - это развитие уже сложившегося рынка, повышение привлекательности инвестиций, а значит - и получение каких-то определенных гарантий о неизменности условий в будущем. Потому что предсказуемость – самое главное для инвесторов. Узбекистан – это растущий рынок, он интересный и привлекательный, потому что население страны огромное. Насколько там будет расти ВВП и доход домашних хозяйств, который сейчас прирастает, мы узнаем в будущем. Но может ли узбекский рынок быть сопоставим с Казахстаном или когда, сказать сложно. Плюс надо понимать, что Казахстан входит в ЕАЭС, и тут одни законы, а Узбекистан – не ЕАЭС, поэтому в стране действуют совсем другие законы. И мы, как инвесторы, не будем выбирать Казахстан или Узбекистан и сравнивать их. Мы будем выбирать и оценивать отдельно обе сраны. Скажем, стоит ли строить завод в Казахстане или в Узбекистане, или может быть его вообще строить в Индии, как многие сейчас и делают».

По словам собеседника, самая большая проблема заключается не в строительстве завода как таковом, а в энергоносителях, в их настоящей и будущей стоимости. «Энергоносители - это первое. Второе - перебои с поставками, что очень важно. Также большое значение имеет качество энергоносителей и воды, потому что качество воды в инъекционных препаратах - самое важное. Я уже это видел в другой компании, когда участвовал в проекте строительства завода в Ярославле, где требовалась такая многоступенчатая очистка воды, что она становилась просто золотой. И, наконец, ещё один весомый фактор – люди, кадры. И это, возможно, самая большая проблема. В Казахстане эту проблему видят и знают, вводя новые образовательные программы в вузах и делая другие шаги. Но должно пройти время, когда накопится опыт, нарабатываемый годами», - констатирует Арминас Мацевичус.

ИИ и биопечать: как технологии меняют медицину и приближают эпоху долголетия

Проблемы, волнующие игроков рынка, так или иначе затрагивают всех казахстанских потребителей. Но ещё их интересуют и более далёкие перспективы мировой фармы и здравоохранения. Когда наконец-то изобретут таблетку от долголетия, сможем ли мы жить до 100 лет и более, начнут ли более эффективно лечить сложные заболевания и стоит ли вообще ожидать каких-то прорывов. Эксперт уверен: технологические прорывы в здравоохранении неизбежны – вопрос лишь в скорости их внедрения.

«Прорывов ожидать стоит, – уверен Арминас Мацевичус, – Одним из ключевых примеров ускорения медицинских разработок стала пандемия COVID-19. Быстрое создание эффективных вакцин показало, что привычные десятилетние циклы разработки могут сжиматься до месяцев. И я думаю, что этому способствовали не только накопленные научные заделы, но и активное использование искусственного интеллекта и алгоритмов моделирования. ИИ вообще в ближайшие годы станет важнейшим вспомогательным инструментом врача, но при этом не сможет стать заменой клиническому мышлению. ИИ – это умный помощник, который подскажет, на что ещё нужно обратить внимание. Но опираться на него полностью нельзя: он делает выводы, анализируя прошлые данные, а врач должен принимать решения, глядя в будущее пациента. И проведённые в США исследования уже показали, что, например, точность установки диагноза у искусственного интеллекта существенно ниже, чем у действующих врачей».

При этом ИИ уже сегодня ускоряет обработку медицинских данных, математическое моделирование и прогнозирование, что позволяет сокращать путь от идеи лекарства до клинических исследований в несколько раз. Это меняет и подход регуляторов: международные агентства всё чаще готовы брать на себя повышенную ответственность, быстрее допуская на рынок новые препараты.

«Рост продолжительности жизни – по сути, уже свершившийся факт. Мы уже живём дольше, чем несколько десятилетий назад. По оценкам специалистов, по сравнению с началом XX века человек сегодня живёт почти вдвое дольше. Футурологи допускают, что биологический предел может приблизиться к 150 годам. Возможно. А хочет ли человек жить 150 лет? И в каком состоянии? Развитие трансплантологии и регенеративной медицины постепенно превращает в рутинную практику то, что ещё недавно считалось полной фантастикой. Пересадки сердца ещё редки, но, например, в пересадке печени уже и рекорды начали ставить – не так давно пересадка прошла буквально за полтора часа. И как бы крамольно ни звучало, но это становится как в автосервисе запчасть поменять. Пересадка суставов, сосудов уже поставлена на поток в ведущих клиниках мира. Биопечать органов, по прогнозам, станет следующим этапом эволюции медицины. Что точно должно развиваться и что STADA в рамках своей социальной ответственности активно поддерживает в некоторых странах, например, в Сербии - это трансплантология. «Таблетка от долголетия» в буквальном смысле пока остаётся метафорой. Но совокупность технологий — от ИИ до биопечати органов — уже сегодня делает жизнь дольше и качественнее. Медицина ускоряется, горизонты лечения расширяются, а значит, эпоха активного долголетия из научной фантастики всё быстрее превращается в прикладную реальность», – заключает Арминас Мацевичус.